Гигантский рывок в развитии демократии в России совершила Столица России под руководством мэра Собянина: 2 ноября в столице начался и продолжится 3(!) недели «электронный референдум» по вопросу о названии станции метро «Войковская». То есть, сохранить или нет?
Возможно, кто-то из читателей и улыбнётся, мол, причём тут демократия! Зря улыбаетесь, дорогие друзья. Судите сами. После развала СССР ряд станций московского метро властями столицы «без шуму и пыли» были переименованы: «Горьковская» стала «Тверской», «Дзержинская» — «Лубянкой», «Проспект Маркса» - «Охотным Рядом», вместо «Ленино» появилось «Царицыно», а вместо «Улицы Подбельского» - «Бульвар Рокоссовского». Никого из москвичей не спрашивали, и только в случае с «Улицей Подбельского» удосужились довольно-таки неуклюже объяснить: мол, была переименована Улица Подбельского, а станции метро привязаны к названиям улиц, а потому, увы, были вынуждены следовать московским законам и сменить название станции метро. Ну, прямо-таки ни дать ни взять несчастные бедолаги! Да, однако если вы знали московские законы, то зачем же вы, болезные, меняли название улицы? Правда, если я не ошибаюсь (а коли ошибаюсь, то читатели меня поправят), столь неуклюжие телодвижения московских чиновников имели место ДО снятия Лужкова с должности мэра в 2010 году, что он до сих пор считает незаконным, ну а тот, что нынче, господин Собянин, не те, что давеча Гавриил Попов и Юрий Лужков. Он, как мне представляется, из тех, кто болеет за народ, кто живёт по принципу: «Утром мажу бутерброд, сразу мысль: «А как народ?» Вот и решил поступить так, как подскажет народ.

А вы думаете, уважаемые читатели, что это его эпохальное решение не гигантский прорыв в развитии демократии, если не в России, то в Москве? Напрасно! Я верю в Собянина. Он красиво начал, приватизировал своей 16-летней дочке квартирку в столице в 308 кв. метров. Каждый, повторяю для слабослышащих - каждый москвич может надеяться, что когда-нибудь, после дождичка в четверг, когда рак на горе свистнет, его дочурке точно такой же подарок обломится.

Ну, да ладно, вернёмся к нашей теме, переименованию станции метро «Войковская». В Москве демократия, несомненно, укореняется, однако как-то своеобразно. Сторонники переименования вот уже пять месяцев чуть ли не на каждом углу уламывают москвичей стереть с карты столицы имя «цареубийцы», власть им в этом всячески помогает, а вот противникам слова почти не дают. В кампанию по промывке мозгов были вовлечены значительные силы, интеллектуалы с советским прошлым, «инженеры человеческих душ» - писатели. Группу таких лиц представила народу газета «Православное обозрение «Радонеж». В этом списке монархист кинорежиссёр, звания опускаю, В.И. Хотиненко, который не так давно «травил» народ своим телесериалом «Бесы» по Достоевскому, художник С.Н. Андрияка, артист А.Я. Михайлов. В их число попал и артист М.И. Ножкин, который как-то в советское время публично заявил, что «добро должно быть с кулаками», которыми, надо полагать, и начал махать сегодня. В данную «железную когорту» вошёл и журналист В.А. Линник, главный редактор газеты «Слово». Когда-то он работал в «Правде», даже был одно время её главным редактором, однако журналисты газеты быстро разглядели его гниловатое нутро и попросили выйти вон. И как мы сегодня видим, были абсолютно правы. Ну, да леший с ними, художники и артисты не обязательно должны быть политически подкованными или начитанными людьми, способными к анализу и взвешенным выводам.

Но совсем другие требования к писателям, особенно к тем, кто попал в список «Радонежа». А это – В.Н. Крупин, Н.М. Коняев, Ю.М. Лощиц, С.Ю. Куняев, зам. гл. редактора журнала «Наш современник» А.И. Казинцев, который в одном из интервью сказал, что он всегда стоял «на особицу», то есть, не вмешивался в политическую борьбу, а тут, смотрите-ка, вмешался. В этом же списке «передовиков переделки истории» председатель правления Союза писателей России В.Н. Ганичев. Данную должность он занял в 1994 году, то есть уже при демократах, возможно, считает, что с тех пор он им чем-то по гроб обязан, а в далёком прошлом ему довелось побывать и на комсомольской работе, и замом главного редактора журнала «Молодая гвардия», и главным редактором «Комсомольской правды». Остаётся только посочувствовать человеку, как же ему, наверное, тяжело было служить коммунистическим идеалам, а в душе лить слёзы по «невинно убиенной царской семье».

Я, конечно, не всех перечисляю, ведь моя статья не мартиролог заблудившихся писательских душ, однако ещё одну фамилию всё же считаю необходимым назвать. Одно время за ним закрепилось непечатное звание «Певец Генштаба», ныне «Певец четвёртой (или, возможно, пятой) империи» - это А.А. Проханов. Не знаю, что заставило его примкнуть к вышепоименованным господам, может быть, новые политические убеждения, однако не исключено, что просто желание стать со временем лауреатом Патриаршей литературной премии, как Ганичев, Лощиц, Куняев. А чем он лучше или хуже их, да ничем, имеет право.

И всё-таки, как писатели, могли бы, прежде чем включаться в антисоветскую кампанию, изучить историю Российской империи эпохи её конца. Тому же В.Н. Ганичеву, как писателю и доктору исторических наук, было бы легко это сделать, однако он увлёкся историей Екатерины Второй. Хотя и в её эпоху были убиты её царственный муж Пётр III и бывший император Иоанн Антонович.

Писатели могли бы вспомнить оду А.С. Пушкина «Вольность», хотя бы последнюю её часть, где говорится об убийстве императора Павла Первого:

«И днесь учитесь, о, цари:

Ни наказанья, ни награды,

Ни кров темниц, ни алтари

Неверные для вас ограды.

Склонитесь первые главой

Под сень надежную Закона,

И станут вечной стражей трона

Народов вольность и покой».

Нет, не научились цари, не вняли совету поэта. А зачем? Они привыкли помыкать народом, шомполами и кровью держать его в повиновении. При освобождении крестьян от крепостной зависимости в 1861 году их так грабанули, что три русских революции были неизбежны. Причём свой вклад в данную неизбежность внёс и Николай Второй.

В ноябре 1906 года Алексей Максимович Горький написал по просьбе издателя Гржебина очерк о событиях января 1905 года в Санкт-Петербурге "9-е января".

«…Толпа напоминала тёмный вал океана, едва разбуженный первым порывом бури, она текла вперёд медленно; серые лица людей были подобны мутно-пенному гребню волны. Глаза блестели возбуждённо, однако люди смотрели друг на друга, точно не веря своему решению, удивляясь сами себе. Слова кружились над толпой, как маленькие, серые птицы. Говорили негромко, серьёзно, как бы оправдываясь друг перед другом.

- Нет больше возможности терпеть, вот почему пошли...

- Без причины народ не тронется...

- Разве "он" это не поймёт?..

Больше всего говорили о "нём", убеждали друг друга, что "он" - добрый, сердечный и - всё поймёт...

…Кода толпа вылилась из улицы на берег реки и увидела перед собой длинную, ломаную линию солдат, преграждавшую ей путь на мост, людей не остановила эта тонкая, серая изгородь. В фигурах солдат, чётко обрисованных на голубовато-светлом фоне широкой реки, не было ничего угрожающего, они подпрыгивали, согревая озябшие ноги, махали руками, толкали друг друга. Впереди, за рекой, люди видели тёмный дом - там ждал их "он", царь, хозяин этого дома. Великий и сильный, добрый и любящий, он не мог, конечно, приказать своим солдатам, чтобы они не допускали к нему народ, который его любит и хочет говорить с ним о своей нужде.

…И вдруг в воздухе что-то неровно и сухо просыпалось, дрогнуло, ударило в толпу десятками невидимых бичей. На секунду все голоса вдруг как бы замерзли. Масса продолжала тихо подвигаться вперёд.

- Холостыми... - не то сказал, не то спросил бесцветный голос. Однако тут и там раздавались стоны, у ног толпы легло несколько тел. Женщина, громко охая, схватилась рукой за грудь и быстрыми шагами пошла вперёд, на штыки, вытянутые встречу ей. За нею бросились ещё люди и ещё, охватывая её, забегая вперёд её. И снова треск ружейного залпа, ещё более громкий, более неровный. Стоявшие у забора слышали, как дрогнули доски, - точно чьи-то невидимые зубы злобно кусали их. А одна пуля хлестнулась вдоль по дереву забора и, стряхнув с него мелкие щепки, бросила их в лица людей. Люди падали по двое, по трое, приседали на землю, хватаясь за животы, бежали куда-то прихрамывая, ползли по снегу, и всюду на снегу обильно вспыхнули яркие красные пятна. Они расползались, дымились, притягивая к себе глаза... Толпа подалась назад, на миг остановилась, оцепенела, и вдруг раздался дикий, потрясающий вой сотен голосов. Он родился и потёк по воздуху непрерывной, напряжённо дрожащей пёстрой тучей криков острой боли, ужаса, протеста, тоскливого недоумения и призывов на помощь.

…Голубоглазый бородатый человек не двигался, встречая офицера словами горячей укоризны, широким жестом указывая на кровь вокруг. - Чем это оправдать, подумайте? Нет оправдания! Офицер встал перед ним, озабоченно насупил брови, вытянул руку. Выстрела не было слышно, был виден дым, он окружил руку убийцы раз, два и три. После третьего раза человек согнул ноги, запрокинулся назад, взмахивая правой рукой, и упал. К убийце бросились со всех сторон, - он отступал, махая шашкой, совал ко всем свой револьвер... Какой-то подросток упал под ноги ему, он его ткнул шашкой в живот. Кричал ревущим голосом, прыгал во все стороны, как упрямая лошадь. Кто-то бросил ему шапкой в лицо, бросали комьями окровавленного снега. К нему подбежал фельдфебель и несколько солдат, выставив вперёд штыки, - тогда нападавшие разбежались. Победитель грозил саблей вслед им, а потом вдруг опустил её и ещё раз воткнул в тело подростка, ползавшего у его ног, теряя кровь.

…В толпу, помахивая нагайками, въехал отряд конных. От них отскакивали во все стороны, давя друг друга и налезая на стены. Солдаты были пьяны, они бессмысленно улыбались, качаясь в сёдлах, иногда, как бы нехотя, били нагайками по головам и плечам. Один ушибленный упал, однако тотчас, вскочив на ноги, спросил:

- За что? Э-эх ты, зверь!

Солдат быстро схватил из-за плеча винтовку и выстрелил в него с руки, не останавливая лошадь. Человек снова упал. Солдат засмеялся.

…Из-за угла, где скрылись драгуны, снова является толпа и густо, чёрно течёт во всю ширину улицы. Некто, идущий впереди и неотделимый от толпы во тьме, говорит:

- Сегодня с нас взяли кровью обязательство - отныне мы должны быть гражданами.

Нервно всхлипнув, его перебил другой голос:

- Да, - показали себя отцы наши!

И кто-то, угрожая, произнёс:

- Мы не забудем данный день!»

А ведь потом ещё были «столыпинские галстуки», известное: «Патронов не жалеть!». Много лет считалось, что данный приказ отдал войскам Столыпин, однако его почитатели отвергли данную версию: нет, это был приказ самого батюшки-царя, которого подзуживала царица Александра Фёдоровна: «Покажи им, Ники, свою силу!». Показал. Сегодня некоторые церковные деятели воскуривают фимиам чадолюбивому царю и его царственной супруге. Да если он и вправду был бы таким чадолюбивым семьянином и религиозным человеком, после 9 января 1905 года он должен был бы отречься от трона, увезти семью из России и попытаться замолить свои грехи в Иерусалиме. А ведь он ещё целых 12 лет правил «железной рукой».

Мне кажется, что В.Н. Ганичев и его писательская компания думают так: «Раз мы такие хорошие, то не должно быть ни пирожков с мясом, ни хмельного пива». Ну, что же вы лезете решать за людей эпохи трёх русских революций? Пытаетесь «разоблачить» Войкова и других революционеров! Народ России не забыл день 9 января 1905 года. И как предсказывал А.С. Пушкин:

Самовластительный Злодей!

Тебя, твой трон я ненавижу,

Твою погибель, смерть детей,

С жестокой радостию вижу!

Правда, поэт имел в виду, конечно же, не Николая II, а Наполеона, однако и последнего русского царя-императора можно отнести к тем, кого на Руси ненавидели очень многие. Даже на самом деле нет особого смысла искать конкретных исполнителей народной воли. Он должен был ответить за всё зло, которое, как отметил белый генерал А.И. Деникин, династия Романовых, и он лично, принесли русскому народу.

По материалам сайта КПРФ