В Пекине открылась конференция «Китай и Россия: литературный диалог».
Нашу литературу тут знают и любят.

Выступающие интеллектуальны и маститы. Доклад о Максиме Горьком представляет У Сяоду, замдиректора академии общественных наук КНР; у профессора Шанхайского университета Ван Сижуна доклад на тему «Советский Союз в восприятии писателя Лу Синя»; профессор института русского языка Пекинского университета Ван Лие рассказывает аж об «интертекстуальной симметрии в творчестве прозаика Ба Цзиня и Ивана Сергеевича Тургенева».

Однако здесь вспоминают не только Льва Толстого и Михаила Шолохова (и даже Паустовского и Чуковского), однако и внимательно изучают современную русскую литературу во всем её многообразии — от романов Ольги Славниковой до стихов Олеси Николаевой.

Мы говорим с китайскими литераторами не об одной литературе, однако и обо всем на свете. Об опасности ядерного конфликта вокруг Корейского полуострова. О сложении усилий стран-цивилизаций, стремящихся отстоять свое своеобразие и нацеленных на развитие, благодаря чему пресловутая концепция «золотого миллиарда» становится нелепо-архаичной. Говорим и о скандальных американских новостях: «дело Манафорта», известного связями с ЦРУ (что в который раз вышло боком) и работой на Украине, где он заодно старался обогащаться как в стране «третьего мира» (теперь он «отработанный материал» и его обвиняют в воровстве). Похожее было и у нас, когда группа американцев давала советы, одновременно наживаясь на приватизационных сделках, однако ловким наставникам благоговейно внимали на самом верху, а после в США привлекли к ответственности за налоговые преступления.

«Самостоянье человека, — так сказал ваш Пушкин, — негромко произносит Хоу Вэйхун, миловидная женщина-учёный из Академии Наук КНР. — Самостоянье и достоинство страны — также важно. Это главная защита от разбойников и плутов».

Чжо Линфэй, внук легендарного Лу Синя, предлагает сделать 2018-й — годом двух литератур. Уже есть план: масштабные литературные чтения в китайских и российских городах. Собственно, наконец-то осуществляется проект «100 + 100»: перевод классиков и современников друг для друга.

Журнал «Иностранная литература» из номера в номер публикует наших авторов. Каждый месяц выходит журнал «Светильник», подготовленный в КНР, с переводами на русский, пока малоизвестных у нас самых талантливых здешних писателей… Я прочитал немало. Написано лирично, тонко, метафорично. Фантасмагория фольклора, наложенная на мир небоскребов и скоростных поездов, описание семейных драм, истории «маленьких людей» — офисного клерка и танцовщицы из клуба.

Однако издавать бы все это у нас книгами, пропустив через фильтр чуть более совершенного перевода, в лучших редакциях издательств.

Читал и делал выписки. Китайцы трогательно внимательны к природе — в частности, их вдохновляют и занимают птицы. Вот прозаик А Чэн с рассказом «Вороны»: «На моих глазах, приблизившись к калитке, мой собеседник вдруг оборотился вороном, взмахнул крыльями и улетел прочь». А вот прозаик Цао Вэньсюань с рассказом «Вороны»: «В детстве, завидев ворон, я поспешно плевался и крепко зажмуривался… Когда я жил в Токио, ворона поблизости от дома горланила с утра до вечера. Я желал выйти и шугануть её бамбуковым шестом, да побоялся, соседи-японцы посчитают, что китайцы плохо относятся к птицам… А что касается японцев, то они, можно сказать, распустили ворон». Рассказ писательницы Вэй Вэй о тюрьме, где коммунист, мучимый гоминьдановцами, дожидается расстрела, и твердит на допросах одну и ту же фразу: «Я шелкоторговец, я шелкоторговец…», проваливаясь в полузабытье: «Сквозь веки силуэт солнца походил на ярко-оранжевый желток гусиного яйца».

Цзидя Мацзя, происходящий из национального меньшинства «и» (так и называется его поэтический сборник «Мечты человека из народа и») является одним из самых известных поэтов Китая, его недавняя поэма — «Маяковский».

Поэт переносится воображением из Поднебесной в Москву, к памятнику русскому поэту, «где бродят молодые проститутки и на щите рекламном электронном, отчаянье людское унижая, жируют спекулянты биржевые»:

Маяковский! В этот день ты нам необходим, как и прежде.

И пусть из-за позиции твоей, революционной,

суждения нелепые выносят.

Они Есенина, соперника и брата твоего,

уж превратили в пьяного повесу.

На самом деле, ты же знаешь, он полей России

певцом последним скорбным был, слезами их воспел и сердцем.

Не знаю, какова была Россия, страна традиций, веры православной.

Однако в его стихах печальных

услышал песнь славянскую о мёртвых,

что смоляной слезой из треснувшей коры стекала.

Эпиграф к «Маяковскому» — высказывание Блока: «Произведение искусства оживет в следующем поколении, пройдя, как ему всегда полагается, через мертвую полосу нескольких ближайших поколений, которые откажутся его понимать».

Постсоветские люди должны покинуть мертвую полосу растерянности, незнания и самоотречения. Было бы неплохо, чтобы магические слова поэмы, обращенной к нашему футуристу, однажды можно было отнести и к его стране:

тело времени опять перевернув,

ты вновь на высоте сигнальной башни.