Речь последнего главы ГДР об открытии берлинской границы 9 ноября 1989 года
По случаю двадцатилетнего юбилея сноса берлинской стены последний глава Германской Демократической Республики и бывший Генеральный секретарь ЦК СЕПГ Эгон Кренц произнес речь «Открытие государственной границы ГДР 9 ноября 1989 года – событие исторического значения и противоречивого политического характера» на встрече пограничников в Петерсхагене. Целиком текст речи опубликован в газете «Junge Welt». Мы публикуем фрагменты из неё.

«Самый значимый праздник для немцев»

«Многоуважаемые слушатели, дорогие друзья, в текущее время по всей стране идёт акция пропаганды, от которой может создаться впечатление, что 9 ноября 1989 года – самый значимый праздник для немцев в 20 веке. Но я считаю: самый важный день для немцев – это 8 мая 1945 года, день освобождения Германии от гитлеровского фашизма. Без победы антигитлеровской коалиции Германия погрязла бы в варварстве.
9 ноября, и вправду, не подходит на роль главного праздника века. Только подумайте, какое место эта дата занимает в изменчивой немецкой истории. Это не только напоминание о ноябрьской революции в Германии. Нет, это, в первую очередь, напоминание об одной из самых ужасных страниц немецкой истории. 9 ноября 1938 года было положено начало одному из самых ужасных преступлений человечества – геноциду еврейского народа. Такая дата не может быть заслонена ничем другим или забыта совсем.
С 9 ноября 1989 года имеют возможность соотноситься самые печальные даты истории Германии: в качестве примера назову только 1 сентября, 70-ю годовщину фашистского нападения на Польшу, которое развязало Вторую мировую войну. Так называемый фильм памяти, показанный по каналу ZDF в самое удобное для телезрителей время, начинался вовсе не с упоминания дня, когда немецкие бомбы и гранаты полетели на Польшу, а с рассказа о так называемом пакте Гитлера-Сталина, как будто бы он стал причиной развязывания войны немцами. Ни слова о подстрекателях войны, ни слова о том, что Гитлер объявил так называемый еврейский большевизм смертельным врагом страны. Ни слова о цели завоевать «жизненное пространство на востоке».
Когда канцлер ФРГ говорила по телевидению о нападении Германии на Польшу, она при этом говорила о «преступлении изгнания». Она, разумеется, полагала, что не искажает причину и следствие, забывая, но, или так, совсем между прочим говоря, о настоящей причине войны, а именно: стремлении немецкого капитала к максимальной прибыли!»

Причины и последствия поражения ГДР

«Я спрашиваю себя, почему власти продолжают идеологическую войну против разрушенной ГДР спустя 20 лет? С одной стороны, это месть из-за того, что Восточная Германия была лишена с 1945 по 1989 годы доступа немецкого капитала и крупного землевладения. В вопросах собственности данные господа не знают прощения. Пожалуй, именно по этой причине первыми мероприятиями после 3 октября 1990 года были приватизация народного достояния и его распределение преимущественно между бывшими гражданами ФРГ. Во-вторых, враждебным отношением к ГДР можно заретушировать недостатки сегодняшнего общества. Один пример этого: учитывая официальную декларацию Немецкого федерального банка о долги ГДР, что «в конце 1989 года» «задолженность ГДР составляла не более 19,9 млрд. марок»3, что в пересчете в евро 10 млрд., президент ФРГ говорит об «огромных иностранных долгах» ГДР. Предыдущий глава МВФ Хорст Келер очень хорошо знает о 10 млрд. евро, при этом долге никакое государство не является банкротом. В то время, когда утверждают, что ГДР была банкротом, можно сказать, что настоящий коллапс индустрии ГДР произошёл только после 1990 года. Какие объёмы он составлял, видно из следующего сравнения: после Первой мировой войны спад производства по сравнению с довоенным уровнем 1913 года составлял 57%. После Второй мировой войны в 1946 в сравнении с довоенным уровнем 1938 года спад производства составлял 42%, в 1994 по отношению к 1989 – всего лишь 39%. Всё же государственный секретарь Министерства финансов Хорст Келер, нынешний президент ФРГ, был компетентен в вопросах управления имуществом. На заседании президентского комитета управления имуществом 21.01.1991 в Кельне он говорил, что «индустрия в бывшей ГДР должна умереть, должна течь кровь». И она умерла: ГДР была деиндустриализирована».

Предательство Горбачева

«…Судьба ГДР всегда была связана с судьбой Советского Союза – как в хорошем, так и в плохом. Без поддержки СССР ГДР была бы немыслима. Как советское правительство называло основание ГДР в 1949 году? Поворотный пункт в истории Европы. Её исчезновение было, естественно, таким же поворотным пунктом, только на данный раз крушения социализма.
И в 1989-90 годах судьбы СССР и ГДР были тесно связаны друг с другом. И это не только односторонняя связь: закат ГДР ускорил и закат Советского Союза.
То, что Горбачев играл при этом двойную игру, сегодня почти что бесспорно.
Вопрос, который я задавал ему на всех совещаниях государственных руководств социалистических стран с 1985 года, состоит в следующем: требуется ли демонтировать то, что было с самого начала жизненной целью, устранять коммунизм, который мы провозглашали на словах? Ему, воспитаннику Брежнева, Андропова и Громыко? Ему, принимавшему все сложные решения, шла ли речь о вводе войск в Афганистан или о жестком противодействии польскому руководству в 1980-81 годах, ему, говорившему ещё в 1989 о том, что будущее СССР и ГДР – только в социализме. Верили ли массы, видевшие его когда-то носителем социалистической надежды, ему, говорившему что-то совсем другое, не то, что он конкретно делал? Я не избавлюсь от мысли, что он желал совершить десятилетиями вынашиваемую измену. Ситуация вышла у него из под контроля, и его тщеславие не позволяет ему это признать.
У меня много причин так считать: в 1986 Горбачев посетил пограничные посты у Бранденбургских ворот. Городской комендант Берлина дал ему подробный отчет о режиме на этой границе между обеими мировыми системами и обоими военными блоками.
Если он не знал этого, занимая должность председателя совета обороны СССР, то самое позднее с апреля 1986 Горбачев точно знал, что и как проходило у этой границы. Тогда он отказался от довольно нейтрального текста, который был подготовлен ему советским посольством для внесения в почетную книгу, и написал вместо этого собственный текст. И он звучит таким образом: «У Бранденбургских ворот можно наглядно убедиться, сколько мужества и подлинного героизма требует защита первого социалистического государства на немецкой земле от ударов классового врага. Планы врагов социализма не пройдут. Залог этого – непоколебимый союз ГДР и СССР, кроме того, тесное сотрудничество братских стран в рамках Варшавского договора. Вечная память пограничникам, давшим жизнь социалистической ГДР.
16.4.1986, М.С.Горбачев».
На 10 лет позже он будет говорить при визите в Берлинскую среднюю школу: «Когда я вспоминаю Берлинскую стену, я ещё сегодня ощущаю ужас…» Когда он был ещё у власти – говоря об этой границе – он “скрыл” данный ужас перед нами и критиковал Эриха Хонеккера, и ещё он говорил в 1987 на его родине в Сааре о том, что данный пограничный режим мог бы однажды стать таким, как между ГДР и Польшей и, соответственно, Чехословакией, если отношения обоих немецких государств улучшатся.
В начале девяностых годов я вновь встретил Горбачева в Берлине. В данный раз он спрашивал меня: «Правда, что у границы стрелялись?» Такую наигранную неосведомленность он изображал, видимо, чтобы оправдать жизнь после распада Советского Союза. Он вспоминает только о том, что кажется ему нужным. Он в совершенстве владеет искусством перевоплощения.
Горбачев… не был ни нравственно, ни политически подготовлен к выполнению своих обязанностей. Я признаюсь, что, когда он стал генеральным секретарем ЦК КПСС, я доверял ему. Вероятно, даже слишком доверял, но такое понимают, к сожалению, только после.
Мне несвойственно защищать Горбачева. Но я говорю открыто: обвинять только его в разрушении европейского социализма было бы слишком поверхностно.
Слабость концепции Горбачева заключалась в его теории, так называемом «Новом мышлении». НАТО все очень хорошо помнило и не отступалось от своих целей. А Горбачев наивно верил в изменения в НАТО и разрушал при этом военное стратегическое равновесие между обеими мировыми системами, предпосылку стабильности мира. За три-четыре года он сдал из-за слабости все свои позиции, до тех пор, пока не капитулировал, наконец, в декабре 1989 на встрече с Бушем-старшим, когда объявил Холодную войну законченной в одностороннем порядке и не поставил вопрос, какие мировые политические последствия это имело бы».

Рука ЦРУ

«…ещё до того, как бывший глава ЦРУ Джордж Буш-старший в начале 1989 стал 41 президентом США и был приведен к присяге, Хонеккер получил из США секретную записку с сообщением: «Новый президент США не желал бы развивать стратегическое партнерство США и СССР как предлагает Горбачев. Не США должны идти навстречу Горбачеву, а Горбачев должен идти навстречу США».
Также, Буш, как Хонеккер вовремя был информирован, желал отправить своего личного друга по совместной работе в ЦРУ, Вернона A. Уолтера, в качестве нового американского посла в Бонн. Данный человек был заместителем главы ЦРУ.
Хотя бы по этой причине это не могло означать для ГДР ничего хорошего, поскольку данный человек на протяжении правления уже 8 разных президентов США работал против иных народов. Его рука прослеживалась в игре, разыгранной при падении Сальвадора Альенде. Он был автором программы, как в случае победы коммунистов на выборах в Италии должно быть свергнуто сформированное ими правительство. Он организовывал действия ЦРУ против революции гвоздик в Португалии, мобилизовал движение против освободительной армии в Анголе, снабжал контрас в Никарагуа, которые сражались против освободительного фронта, снабжал Талибан в борьбе против советских войск в Афганистане. Говорят, он был принят при приступлении к работе в Германии словами президента: «В Германии дело идёт к объединению!» Недавно Вольфганг Шойбле сказал в интервью газете «Neues Deutschland», что как раз данный посол говорил ему уже весной 1989, что объединение Германии скоро осуществится. Такой прогноз мог делать только тот, кто точно знал такие планы.
Тогда Эрих Хонеккер дал мне прочитать секретную бумагу, исписанную с двух сторон. На ней не было ни даты, ни подписи. Когда я прочитал обе стороны, он спросил меня: «Ну, что ты скажешь?» Что я должен был сказать? Ожидали ли мы другого? Не появился ли против нас заговор в фундаменте ГДР? Не были ли США и их союзники в течение десятилетий на государственном уровне организованным контрреволюционным сопротивлением социализму в мире?

Мне пришло на ум тогда только сослаться на предшественника Буша Рейгана. По крайней мере, он говорил о социализме: «Мы завершим его как печальную, странную главу истории, последние страницы которой как раз пишутся. Мы не разоблачаем его, мы избавим от него…»