Этих трёх участковых милиции я знал с детства. Запомнил их с того времени, когда они появились в Керчи после её освобождения от немецких захватчиков. От иных сотрудников милиции их отличало то, что они не расставались с плоскими кожаными офицерскими планшетами. Сейчас такие планшеты можно увидеть лишь в кино о Великой Отечественной Войне. Ими пользовались полевые военные командиры и лётчики, пишет издание «Крымское Эхо».

В планшетах хранились всевозможные карты боевых действий на определённой местности, а также другие важные документы, которые должны быть всегда под рукой. Создавалось впечатление, что участковые никогда не расставались с этими заветными планшетами, поскольку не выпускали их из рук.

Было ещё одно отличие от сослуживцев: они никогда не переодевались в гражданскую одежду, даже во время отпуска. Я много десятилетий подряд видел их только в милицейской форме. Мне кажется, что я бы их не узнал в городе, если бы встретил в костюме, в рубахе с галстуком и шляпой на голове. Никто никогда не видел их, шедших по городу в самую жаркую погоду в расстёгнутом кителе и с фуражкой в руке.

К военной дисциплине их приучила война, на которую они попали молодыми ребятами. Прошли суровые испытания. Были не единожды ранены и контужены. Но как только вернулись на гражданку, не стали искать лёгкой жизни. Решили посвятить себя работе по борьбе с уголовной преступностью, вновь встав на защиту своих соотечественников.

КАЖДЫЙ из них имел в городе обширный участок по обслуживанию проживающего на нём населения. Их можно было всегда встретить на участке с самого раннего утра, когда город ещё не проснулся от глубокого сна, и поздно в ночное время, когда уставшие за день жители приморского городка видели десятый сон. Никто не знал, когда они спали, и спали ли вообще.

Они были ходячими энциклопедиями по доскональному знанию своего участка до самых мельчайших подробностей. Знали всю подноготную каждого жителя — от маленьких керчан до самых старых и пожилых людей. В свою очередь все жители участка знали своих участковых. Память у этих сотрудников была необыкновенной. Они знали назубок полные биографические данные абсолютно всех раннее судимых, все неблагополучные семьи, а также квартиры, среди которых собирался бандитский мир, и людей, любивших выпить и по пьянке устроить дебош с поножовщиной.

Знали женщин, которые забеременели — даже от кого и когда, и родивших пару часов назад. К ним всё время шли люди со своими бедами, радостью и горем. Не успел кто-то приехать в гости, как об этом в самое короткое время становилось известно вездесущим участковым. Для них было бы большим ЧП, если они не знали, что у кого-то прибавился член семьи — то ли родственник, то ли обыкновенный гость. Им важным было срочно узнать, что собой представляет новый человек, появившийся на обслуживаемом участке, и не несёт ли он какую-или угрозу спокойствию граждан.

Честно говоря, на последнем месте жительства проживаю более тридцати лет. За это время я ни разу не видел участкового во дворе нашего дома, единственной пятиэтажки на улице. Рабочее время сейчас у работников полиции во многом съедает бумагописание. На обход дворов и домов у них не хватает времени.

В те времена, когда в городе совершалось какое-нибудь тяжкое преступление, создавалась большая следственно-оперативная группа, которую обязательно возглавлял кто-нибудь из начальства, примчавшегося из областного милицейского аппарата. Для раскрытия преступления, безусловно, привлекались все три всезнающие участковые, даже если преступление было совершено не на их участке. Их информация была неоценимой. С помощью неё было раскрыто много тяжких и резонансных преступлений.

 СУДЬБА меня тесно свела с одним из них — Валерием Андреевичем Чантурией, чистокровным грузином. Удивительным было то, что он всю жизнь прожил между русскоговорящего населения, а от сильнейшего грузинского акцента до самой смерти так и не смог избавиться.

Очень скоро после войны наша семья стала проживать по Спортивному переулку, а Валерий Андреевич с женой Груней проживал по примыкавшей к переулку улице имени 23 мая. Его жена подружила с моей мамой. Когда через много лет мы стали жить на улице Айвазовского, то оказались на участке, который обслуживал наш старый знакомый.

Я отслужил в армии, выучился, и стал работать в керченской милиции. Одно время работал заместителем начальника по оперативной части Кировского РОВД, в котором продолжал служить Валерий Андреевич всё в одном и том же звании старшего лейтенанта милиции. Из-за отсутствия нужного образования он, как и его два коллеги, поэтому не имели шансов на увеличение в звании и по службе.

Но мне кажется, что вся троица была довольна своей судьбой. Уверен, предложи им другой род службы, они категорически отказались бы, ни за что не согласившись расстаться со своим любимым участком и с привыкшими к ним жителями.

Следует привести один пример из служебной деятельности Валерия Андреевича, где он проявил необыкновенную порядочность и принципиальность по службе. Одно время по постановлению горисполкома участковые обязаны были составлять административные протоколы на лиц, вывешивавших для просушки на балконе постиранное бельё, которое, по мнению руководства города, портило его вид. Штраф накладывал начальник РОВД.

Однажды Чантурия принёс начальнику на подпись протокол, который он составил на свою любимую жену Груню. Начальник не захотел подписывать данный протокол из этических соображений. Чантурия сказал, что тогда он не будет составлять протоколы на иных граждан, поскольку это будет большой несправедливостью. Получалось так, подтверждал Чантурия, что жене работника милиции можно на балконе сушить бельё, а другим нет. Он после этого не сможет людям смотреть в глаза и честно исполнять свои обязанности.

Против таких доводов начальник не мог возразить, и ему ничего не оставалось делать, как наложить штраф на жену своего трудолюбивого подчинённого.

 ПОСЛЕДНЕЕ время я работал начальником штаба УВД города. Проживал с семьёй по улице Кирова. В нашем подъезде проживал и Валерий Анреевич со своей Груней, которую продолжал безумно любить. С годами совместной жизни его любовь к жене только возрастала. Теперь мы были не только коллегами по работе, но и близкими соседями.

Как-то пришла начальнику управления в голову мысль нарисовать для будущих поколений работников керченской милиции портреты троих трудяг — работяг участковых инспекторов Чантурия, Киреева и Корнеева, которые, как никто другой, многое сделали в работе по борьбе с уголовной преступностью. Пригласили хорошо известного местного художника, который маслом прекрасно нарисовал портреты заслуженных работников милиции. Портреты повесили на стене ярко освещённого коридора, ведущего в кабинеты руководства управления.

Вышел полюбоваться портретами начальник УВД полковник милиции Родин. Он долго внимательно рассматривал каждый, а после этого спросил меня, знаю ли я, когда Чантурия присвоили звание капитана милиции, так как он не помнит об этом событии приказа областного начальства. И вправду, художник на погонах Чантурия нарисовал не по три звёздочки, а по четыре.

У нас был такой порядок: при каждом присвоении очередного специального звания или повышения по службе в милицейском клубе собирались сотрудники гарнизона милиции, где искренне поздравляли виновников торжества. Я точно знал, что такое событие в отношении Чантурия не происходило. «Может быть, художник допустил ляп?» — подумал я. «Разберись!» — коротко приказал мне Родин и ушёл в кабинет.

Я позвонил сотруднику Кировского РОВД, от которого узнал, что Чантурия примерно полгода ходит в капитанах милиции. Кадровики, через которых проходит вся служебная документация, касающаяся личного состава, после тщательной проверки убедились в том, что приказа о присвоении очередного звания Чантурия нет.

Дело в том, что прежде чем поступит приказ по почте из области о присвоения звания, кадровики областного управления, обычно, о его издании с номером и датой сообщали по телетайпу. Оперативный дежурный отрывал с полученным текстом кусок бумажной ленты телетайпа и относил для сведения начальнику УВД города.

Пока не придёт по почте приказ, дежурным запрещалось раньше времени ставить в известность о радостном событии счастливчика. Временами они всё-таки не выдерживали и кому-нибудь выбалтывали приятную новость, о которой через полчаса уже знал весь гарнизон. Тогда пропадал эффект приятной неожиданности, когда начальник перед личным составом зачитывал подобные приказы.

Вполне возможно, что сотрудники областного аппарата в случае с Чантурия текст по телетайпу отбили, а приказ по почте прислать забыли. В водовороте активной бумажной жизни кадровиков такое временами случалось. На мой звонок они ответили, что такой приказ не издавался вообще.

Обо всём я доложил Родину. Сначала нависла тишина, а потом, выражаясь по-русски, дал мне задание вызвать Чантурия на беседу, аккуратно узнать, как додумался сам себе присвоить звание, и убедить, как честного и порядочного коммуниста в том, что ему требуется будет с каждого погона снять по звёздочке.

Положение у меня было незавидное. Предстоял неприятнейший разговор с заслуженным сотрудником. Но что делать? Надо было исполнять приказ.

 КОГДА я по-дружески побеседовал с Валерием Андреевичем, всё стало на свои места. Оказывается, ещё полгода назад его пригласил из РОВД в дежурную часть УВД оперативный дежурный Э., который в присутствии суточного наряда поздравил Чантурия с присвоением ему очередного специального звания капитана милиции и в подтверждении показал текст, полученный по телетайпу, на самом деле напечатанный им самим.

На другой день Чантурия вышел на работу с погонами капитана милиции, прибавив по одной звёздочке на каждый погон. Шумного застолья он не устраивал, но всех участковых РОВД в новый выходной пригласил к себе домой, где прекрасная хозяйка Груня угощала гостей вкусными пирогами домашней выпечки.

Жители обслуживаемого им участка были очень довольны, что их участковый наконец получил заслуженное новое звание. Длительное время его поздравляли и стар, и млад.

Этого Э. я хорошо знал с молодости, когда вместе бегали на танцы в городе. Ещё тогда он отличался своим умением кого-нибудь из друзей разыграть на полную катушку. Своими шуточными проделками он прославился и в милиции, будучи взрослым, семейным человеком. Как можно мягче я отметил Валерию Андреевичу, что Э. нелепо пошутил и что, как бы там ни было, придётся с одной звёздочкой расстаться.

Я первый раз увидел Чантурия в этом возбуждённом состоянии. От волнения, ещё хуже выговаривая слова, заявил, что никогда этого не сделает, поскольку не желает опозориться перед жителями города, которые имеют возможность подумать, что его за что-то наказали, понизив в звании. Если руководство будет настаивать на своём, он просто уволится.

В его словах был резон. Разошлись мы, ни о чём не договорившись. В душе был целиком на его стороне. Я, разумеется, раздолбал Э. Он мне сказал, что, разыграв Чантурия, желал на другой день позвонить ему и, извинившись, рассказать о розыгрыше. Но за сутки замотался на дежурстве и забыл это сделать. А когда вспомнил, то было поздно. Уже полгорода знали, что Чантурия стал капитаном милиции. Признайся он в розыгрыше — ждал бы на свою голову кучу неприятностей.

Несколько месяцев всё было тихо и спокойно, пока начальник УВД не стал рассматривать портреты знаменитых участковых. Э. во всём обвинил художника: не нарисовал бы портреты, не было бы никакого шума. Были бы тишина и спокойствие, а Чантурия счастливо, без нервотрёпки, продолжал бы носить погоны капитана, которые он давно заслужил. С его слов получалось так, что он восстановил справедливость.

О БЕСЕДЕ я подробно доложил Родину и высказал свою точку зрения: оставить всё так, как есть, замяв это дело. Он принял единственное на тот момент правильное решение: чтобы не разозлить областное начальство, вообще забыть об этом случае. Я не стал говорить Чантурия, что начальник по сути разрешил незаконно носить погоны капитана. Сказал, чтобы он поступил так, как считает нужным. А он так и проработал до пенсии в звании капитана милиции, не забывая его указывать в каждом оформляемом им документе.

ЧЕРЕЗ какое-то время мы с женой стали жить по другому адресу. Как протекала жизнь у пенсионеров Валерия Андреевича и бабы Груни, узнавали от своих друзей, которые оставались жить на старом месте. В глубокой старости первой умерла баба Груня, а через незначительное время от тоскливого одиночества умер душевный человек, блестящий бывший участковый инспектор нашего города капитан милиции Валерий Андреевич Чантурия.

Хоронили его, как и бабу Груню, соседи, так как у обоих в Керчи не было родственников. Соседи о смерти бывшего сотрудника милиции не сообщили в полицию, и потому на похоронах не было от неё ни одного представителя.

P.S. При Советском Союзе за двадцать с лишним лет после войны в керченской милиции сменилось всего три начальника. При третьем я ушёл на пенсию. Могло бы быть только два, если бы первый, участник ВОВ, полковник милиции Киселёв В.Ф. не скончался от инфаркта.

За время вхождения Крыма в самостийную Украину за два десятилетия сменилось 17 начальников. Каждый из них свой приход в милицейскую власть начинал с переоборудования своего служебного кабинета и замены внутренних интерьеров помещения управления.

При ком-то из них со стен были сняты оказавшиеся лишними портреты знаменитых участковых. Портреты заменили картинами. Куда они подевались, никто не знает, даже из оставшихся в живых старожилов керченской милиции. Несколько лет существовал прекрасный музей, в котором было много ценных экспонатов о трудной милицейской службе. Исчез и музей вместе с экспонатами.

Молодому поколению ничто не напоминает о тех, кто за много лет до них пришёл на службу народу, кто честно и добросовестно выполнял свой служебный долг, не жалея своей жизни.

Первым погибшим от рук преступника очень скоро после окончания войны стал младший лейтенант милиции Иван Игнатьевич Заяц. 2 ноября 1947 года выстрелом в грудь его убил преступник, которого он старался задержать. 3 ноября преступник был задержан. До этого он в столице России застрелил двух сотрудников милиции. Был осуждён на 25 лет лишения свободы.

Заяц И. И. прошёл всю войну. Награждён медалями и орденом Красной Звезды. «Но и мёртвые, мы будем жить в частице нашего великого счастья; ведь мы вложили в него нашу жизнь», — сказал Юлиус Фучик, чешский писатель (1903-1943). Молодое поколение полицейских должно знать, кто до него честно и добросовестно, не щадя своей жизни, исполнял свой служебный долг.

В память о них я написал эту статью.