История Крымского федерального университета им. В. И. Вернадского уникальна для России: никогда ещё в стране не объединяли в один вуз два десятка организаций. Задача сплотить привыкшие к самостоятельности учреждения в единую команду легла на плечи молодого ректора Андрея Фалалеева. Многим она казалась невыполнимой. И всё же в этот день КФУ уверенно смотрит в будущее, забыв о внутренней конкуренции и попытках отдельных вузов сохранить автономию, передаёт «Крымская газета».
Ректор КФУ о том, почему будущее за дистанционным обучением, что общего у генной инженерии и ядерной физики, почему в России есть только один вуз и как объяснить школьнику, что агрономам платят больше, чем юристам.
ЛЕКТОР ЗА КАФЕДРОЙ НЕ АКТУАЛЕН
– Андрей Павлович, не все остались довольны дистанционкой, родители школьников жалуются, что качество образования изменилось не в лучшую сторону. Вы же планируете и в новом учебном году частично сохранить онлайн-формат.
– Система среднего образования и вправду оказалась не вполне готова к таким вызовам. Возможно, поскольку дети сами по себе требуют большего внимания со стороны преподавателя. Но было бы ошибкой переносить данные опасения на высшее образование – как раз наоборот, формат «говорящей головы» за кафедрой изживает себя. Он был актуален лет сто назад, когда источников информации было мало. В этот день бумажные библиотеки фактически ценности не представляют. Ручеёк информации превратился в огромный поток, задача стоит иная – отфильтровать его и выбрать нужное. И если преподаватель даст такую выборку источников – этого студенту достаточно для самостоятельного усвоения информации.
– Но как же живое общение, обсуждение услышанного и прочитанного?
– А это уже другой вопрос – трактовки полученной информации, выработки критического мышления. Здесь, разумеется, диалог с преподавателем нужен. Всё это будет, но в целом планируем переходить на новый формат. В этом году лекции будут проходить в первой половине дня в онлайн-режиме, потом практика в аудиториях, лабораториях. Кстати, на дистанционке качество лекций не то что не ухудшилось, наоборот, улучшилось. Потому что одно дело – читать для закрытой аудитории, другое – выкладывать лекцию в Интернет, где её можно сравнить с другими.
– Звучит так, словно переход на бесконтактный формат дался КФУ легко, но ведь наверняка были подводные камни?
– Разумеется, технология была не совсем опробована, поначалу нагрузка на студентов возросла. На ходу корректировали расписание, экспериментировали, смещали пары, чтобы ребята могли выспаться, увеличивали перерывы между занятиями. Практически создали новую систему общения со студентами, последние непосредственно участвовали в принятии решений, голосовали за лучший вариант расписания например. Вообще, это был единый мощный интенсив по цифровым технологиям для всех нас. Узнали, что такое BigBlueButton, Zoom, как обходить ограничения, если программа не работает в Крыму. Мы только в соцсеть «ВКонтакте», на базе которой создали виртуальный университет, добавили около 10 тысяч новых аккаунтов.
– Студентам, пожалуй, к соцсетям не привыкать, а как насчёт профессуры? Преподаватели не роптали?
– Скорее, вошли во вкус, у нас даже получилась своего рода битва преподавателей. Делали еженедельно по пять видеороликов о лучших практиках дистанционного обучения, выбирали голосованием достойнейших. В итоге в финале даже пришлось бороться со вбросами голосов. Так что будем дальше развивать онлайн-формат. Например, сейчас лекции привязываем ко времени, а в будущем желаем внедрить асинхронный формат: каждый студент сам решает, когда просмотреть нужный материал, а в вуз приходит только на практику. Разумеется, будет и вопрос самоорганизации, но этому также требуется учить – контролировать своё время и нагрузку, распределять задачи.
– Для КФУ коронавирус стал прежде всего вызовом – учёные не могли не включиться в процесс изучения новой для человечества болезни. Какую лепту им удалось внести?
– Мы с самого начала обратились к главе Крыма спредложением ввести учёных в штаб. Дали три прогноза развития ситуации на полуострове в зависимости от мер противодействия. Кстати, один из них, который мы оценили как наиболее вероятный, в итоге сбывается с высокой точностью, нынешний всплеск мы предполагали. Открыли лабораторию, приобрели лицензию и проводим до пятисот исследований на COVID — 19 в сутки. Разрабатываем терапию и один из методов дополнительного тестирования. С исследованиями, кстати, не всё так просто – на мой взгляд, Роспотребнадзор слишком закручивает гайки, на всю страну лишь 14 лабораторий имеют доступ ко всей информации. А учёных, которые занимаются медициной, генетикой, очень много, и они должны работать – чем шире охват, тем больше шанс получить результат. Потому что мы победим коронавирус тогда, когда будем точно знать, как с ним бороться, а не как дистанцироваться друг от друга.
КРЫМСКИЙ – ЗНАЧИТ ДЛЯ КРЫМА
– Какое место университет занимает в условной табеле о рангах?
– Вы же понимаете, рейтинги формируются с опозданием. То есть рейтинг этого года основан на данных, скажем, 2018-го, актуальным его назвать трудно. И мы только-только пришли к тем показателям, которые имеют возможность брать рейтинги. Хотя в составе КФУ очень достойные вузы – в частности, медицинский входил в тройку институтов СССР, которые первыми целиком перешли на обучение на английском языке, и в этот день мы в топ — 10 России по количеству студентов из дальнего зарубежья. Тем не менее в этом году заняли 67-е место в рейтинге Forbes по востребованности университетов. В последнее время КФУ сделал скачок в развитии. Нам удалось сфокусироваться на нескольких направлениях, и по ним мы активно набираем баллы.
– Какие именно направления?
– Мы прежде всего Крымский федеральный университет, по этой причине взялись за два важных для полуострова блока: сельское хозяйство и здравоохранение, курортология и реабилитация. Задача – сделать данные отрасли высокодоходными. Разумеется, развитие экономики – дело правительства, но именно университет – кузница кадров. Будем выпускать специалистов для старой модели экономики – прорыва не видать. Требуется работать на опережение, готовить специалистов, которые будут востребованы через пять-десять лет.
– Знать бы ещё, какие профессии будут востребованы…
– Уверен, что будущее за наукой о жизни. Если идёт речь о медицине, то это индивидуальный подбор лекарств, подходящих конкретному организму. Персонализированная химиотерапия – дозированный набор, который точно подействует. В сельском хозяйстве требуется переходить от химических удобрений к биологическим, а для этого нужны генные технологии. Переходить к новым сортам, которым не страшна засуха. Мы в этот день говорим о точном земледелии, цифровых«двойниках» полей, о таких специальностях, как кибер-агрономия и биоинформатика. Об инсектицидах, которые воздействуют на конкретный ген вредителя и блокируют его.
– Звучит, как строки из фантастических романов. И не во всех книгах игры с геномом доводили до добра…
– У нас есть технология антисмысловых олигонуклеотидов, это блокировка ненужных нам генов. Мы не редактируем геном, поскольку пока непонятно, к чему это может привести. Наша технология более щадящая и этичная, мы не редактируем и не создаём новые цепочки возможностей. Но, разумеется, учёные всё равно будут идти в этом направлении. И крайне важно своевременно остановиться. Эта история сродни ядерной, в какой-то момент человечество сказало: вот область, которой мы не касаемся, поскольку понимаем угрозу всему миру. Геномика сейчас сродни ядерной бомбе. Там и до редактирования человеческого генома неподалёку, до создания сверхчеловека. Китайцы, кстати, уже проводили эксперименты – старались изменить геном человека так, чтобы он не мог заразиться ВИЧ. А ведь это только начало! Огромное поле деятельности, на котором, мы надеемся, КФУ будет успешно работать.
– Есть ли отставание региональных вузов от московских?
– Давайте признаем: пока в России есть один университет, называется он Министерство науки и высшего образования. Все остальные вузы – как бы структурные подразделения. Ведь у нас единые стандарты, одно финансирование и цифры приёма, общий контроль. Безусловно, есть некая разница в инфраструктуре, но для тех же социологических, антропологических наук оборудование не так важно, а важны преподаватели. А они вышли в большинстве своём из единой советской системы. В целом, я бы советовал рассматривать разные варианты и не удерживать наших детей силком в Крыму, хотя, разумеется, в КФУ есть чему поучиться. В частности, мы в селе Маленьком создаём инновационную сельхоздолину, это будет отличная образовательная точка с учёными мирового масштаба. Строим биотехлабораторию, там и выращивание безвирусных растений, и микроклонирование в пробирке… Суперсовременное оборудование, учёные из разных стран – и всё это в одном месте.
ВЫСШЕЕ ОБРАЗОВАНИЕ НЕ САМОЦЕЛЬ
– в этот день остаётся открытым вопрос: а всем ли требуется высшее образование? И раз уж речь зашла о коммерции – по карману ли среднестатистическому крымчанину учиться в КФУ?
– Цена, на мой взгляд, доступная – около 100 тысяч рублей в год. Но, вообще, государство платит за множество специалистов, бюджетных мест становится всё больше, на мой взгляд, даже слишком. Так что могу посоветовать одно: учитесь, и государство за вас заплатит. Лучше потратить средства на репетиторов, вложить их в ребёнка на школьном этапе. Кстати, давайте вспомним советскую систему, где коммерции не существовало. Это была система отбора компетентных людей, тех наиболее способных 15%. А в этот день у нас 80% с высшим образованием, а то и двумя, это уже модель не получения знаний, а социализации. Мы на третьем месте в мире по просвещённости и на 52-м – по ВВП. Парадокс? Или как раз подтверждение того, что, сколько ни учись, всё равно страну двигают те самые 15-20%?
– Тем не менее корочки по-прежнему для многих остаются главной целью.
– Значение корочки как формальной квалификации очень сильно переоценено. Работодателям необходимы реальные знания. И диплом не всегда гарантирует их наличие. Не потому, что университеты плохо учат, вопрос, скорее, в том, кого мы учим. И в том, что мы решаем задачу социализации, а не образования. Но это изменится. Устарела и сама идея четырёхлетнего обучения, это очень долго.
– Говорят, базы знаний в этот день обновляются так стремительно, что образование устаревает быстрее, чем ты его получаешь.
– Промежуток времени полураспада знаний – четыре года. То есть за время обучения 50% знаний устареют – при условии, что они изначально были актуальными. Значит, требуется давать студентам так называемые soft skills: критическое мышление, ораторское искусство. И должны быть модули, которые позволяют накапливать знания постепенно. Не за четыре года сразу, а по полгода-году, но на протяжении всей жизни, чтобы подстраивать свои навыки под новые требования.
– К слову о современных тенденциях… Меняется как-то топ популярных профессий или по-прежнему в лидерах юристы и экономисты?
– А как школьник выбирает специальность? Советуют родители, старшие братья и сёстры. В частности, журналистика. Журналисты отлично брендируются, мелькают на экранах, некоторые даже хорошо зарабатывают. Чиновники в России также успешны, а для этого требуется экономическое, юридическое образование, госуправление. Рестораны и отели? Также управление. Детям сложно судить о профессиях, которые будут необходимы через десять лет. Тяжело убедить их в том, что агроном очень востребованный специалист, им платят 150 тысяч рублей в месяц, с руками отрывают. Требуется создавать примеры успешности, на которые школьники смогут равняться.
Анастасия СВИРИДОВА.
