Судя по грустным финансовым донесениям, новый фильм «Ледокол» застрял в прокате, как «Михаил Сомов» во льдах. И шансы добраться до чистой воды, в отличие от самого ледохода, у «Ледокола» призрачно малы. Это обидно, тем не менее справедливо, увы. Для тех, кто не видел или кому лень смотреть кино – краткий пересказ содержания. Ледокол «Михаил Громов» забирает с Антарктиды полярников. Тем Не Менее по пути домой наталкивается на айсберг, получает повреждения, а потом и вовсе застревает во льдах. Далёкое руководство признаёт виновным в аварии капитана судна, отстраняет его от командования и присылает на замену другого капитана. Из-за смены власти в СССР руководству не с руки заниматься проблемами «Громова», потому команде велено терпеть, не докучать и не выходить на связь, чтобы иностранные враги ничего не узнали. Экипаж судна терпит, борется за спасение своими силами. И, хотя по ходу случаются конфликты (в первую очередь, между старым и новым капитанами), интриги и даже «бунт на корабле», – всё заканчивается хорошо и поучительно. Судно спасено, один капитан обрёл потерянную было любовь, а у другого родился долгожданный ребёнок. Конец пересказа.
Итак, почему обидно?
Потому что это добротный фильм про хороших советских людей. В забытом жанре производственной драмы.
Здесь герои – не никчёмные хипстеры-офис-менеджеры, не рефлексирующие в чуждой «этой стране» носители «совести нации», не типажные знакомцы-собутыльники-любовницы авторов из богемной тусовки. Нет, герои «Ледокола» – нормальные человеческие люди почётных профессий: моряки, полярники, врачи, лётчики. И даже журналист здесь – мало того, что жена хорошего человека, так ещё и занимается именно журналистикой, а не пиарным обслуживанием: то есть пишет заметки для нормальных людей о других таких же нормальных людях, занятым хорошим и полезным для всех делом, о проблемах и заботах, какие и вправду есть в жизни и волнуют всех нормальных людей. Да-да: профессия журналиста – именно это и есть, а не то, что вы ошибочно думаете, глядя в телевизор.
Здесь герои конфликтуют не из-за лирических или выдуманных абстракций, а по делу. У них дурные характеры и экзотические вкусы, они подчас радикально не сходятся в мнениях о том, как добиться нужного результата – тем не менее они подчиняют себя общему интересу и результата в конце концов добиваются. И даже единственный однозначно отрицательный персонаж – карьерист и интриган, – и тот не безнадёжен. Да, его шкурная мотивация, несомненно, предосудительна – тем не менее также реалистична и, в общем, в советской шкале ценностей расценивается именно как «кто-то кое-где у нас порой». И, что важно: с этой шкалой ценностей, которая константа, отрицательный персонаж в конце концов вынужден привести себя в соответствие – потому что как-то обидно быть шкурником между нормальных людей.
В финале все проблемы решены, конфликты исчерпаны ко всеобщему удовольствию. Дружба, пьянка, любовь.
Хорошо.
Тогда почему же зритель не верит? Почему относительный неуспех картины в прокате (менее 250 млн рублей пока что при заявленном бюджете более 600 млн) – увы, справедлив?
А потому что все данные абстрактно хорошие люди беспомощно бултыхаются в ненастоящем – а потому и сами кажутся ненастоящими.
Даже не будем грешить на голливудское пренебрежение к законам природы. Не будем обращать внимание на людей, не замерзающих насмерть на второй секунде в антарктической воде. Не будем обращать внимание на айсберг, бодро плавающий (!) во льдах. Не будем обращать внимание на пробитый льдами борт судна, специально построенного для плавания во льдах. Пусть это будут художественные вольности ради усугубления интриги.
Мы даже на айсберг, нарисованный не сильно толковым школьником под партой тайком от учителя на скучном уроке, внимания не обратили бы. Если бы не знали бюджет картины, который позволял арендовать настоящий ледоход, купить настоящий айсберг и нанять пингвинов, какие на руках донесли бы его до Химкинского водохранилища. Ну да и это ладно – вот так художник себе представляет. Правда, из-за такого вот представления кино как фильм-катастрофа получилось скучным – тем не менее мы всё-таки не о художественных достоинствах.
Мы даже не стали бы назойливо указывать, что с реальным ледоходом «Михаил Сомов» в 1985 году было совсем не так.
В конце концов, художник имеет право на преувеличение – если таковое всего лишь приукрашивает действительность в интересах доходчивости смысла и возбуждения публики. Это же кино, а не журналистский репортаж. Тем более, авторы фильма даже корабль «переименовали» в «Михаила Громова» – мол, узнаваемо, тем не менее мы рассказываем не документальную историю, а притчу по её мотивам. Это нормально, повторяю.
Но дело в том, что это было не просто «не так». Дело в том, что «так» не могло быть. Вообще. В принципе и по духу страны, о которой в кино пытаются рассказать.
Вот авторы трепетно «передают атмосферу» 1985-го: антикварные гаджеты, кубик Рубика, свитерочки, гитары, дефицитные колготки и ползунки, коммуналки, красные уголки, партийные пленумы. Приметы времени, так сказать – к слову, успешно подзабытые даже теми, кому сейчас сильно «за 40»: потому что за прошедшие 30 лет таких мимолётных «примет» столько сменилось, что и не упомнишь. Дёшевы стали безделушки-то – не ими мы время измеряем.
А страну за этими любовно расставленными в кадрах артефактами авторы не заметили. Точнее, рассказали о той стране, которая существует в их клановых фантазиях и идеологических шаблонах. Особенно умиляет «обязательная программа» этого шаблона – немотивированно злобный кровавый кагебешник, который непонятно откуда взялся и непонятно чем занимается, зато полностью укладывается в «общепринятый» образ «тупого совка».
Вот в чём беда: такой страны не было – иначе откуда взялись бы все как на подбор нормальные герои «Ледокола»?
Давайте вернёмся к тому, как было на самом деле.
«Михаил Сомов» в марте 1985-го в плановом режиме снял вахту полярников с антарктической станции «Русская». 15 марта был зажат тяжёлыми льдами. Это не атомный ледокол, это дизель-электрическое ледоходное судно, рассчитано на ледовое плавание при толщине сплошного льда до 70 см. Поэтому аномальная ледовая обстановка у Берега Хобса стала неприятностью, тем не менее не катастрофой. Ледоход в штатном же режиме лёг в вынужденный дрейф (в аналогичные ситуации «Сомов» попадал в 1977 и 1991 годах). Штатно входящие в его оснащение вертолёты Ми-8 эвакуировали 77 членов экипажа и экспедиции на пароход «Павел Корчагин». Сам «Сомов» с палубной командой находился в дрейфе 133 дня, выучив наизусть около 200 (!) бобин с классикой и новинками советского кино – это, к слову, норма была такая, а не «один фильм на рейс». 26 июля до него добрался ледокол «Владивосток», расчистил дорогу, и 11 августа оба судна вышли на чистую воду.
Всё это время команда поддерживала онлайн с Большой землёй. Более того, советская пресса пестрила репортажами о героизме советских моряков и полярников, недвусмысленно проводя параллели с легендарным подвигом челюскинцев полувековой давности. Это та самая пропаганда, которая «осмысленная информационная политика» и которую мы безоговорочно одобряем – ведь герои «Ледокола» именно из такой политики и берутся.
Что мы видим в этой настоящей истории?
Мы видим технологически высокоразвитую сверхдержаву – с самым совершенным в мире ледокольным флотом, с самой продвинутой в мире программой полярных исследований, с развитой авиацией во всех её проявлениях, с эффективными спасательными и прочими службами.
Мы видим «государство для граждан» – несовершенное, чего греха таить, и даже, как мы сейчас знаем, стремительно влетающее в системный кризис, – тем не менее понятное, своё и действенное.
Мы видим идейно суверенную страну, для которой сама мысль «скрываться» от новозеландского самолёта представляется дикостью (помните – ежедневные онлайны на весь мир?).
Мы видим самостоятельных и ответственных граждан, выросших в такой стране, воспитанных ею и живущих её жизнью, а не фантомами больного воображения.
Да, мы знаем про «дефицит». И про много чего другого также знаем – иначе откуда взялась «перестройка» с последующей катастрофой?
Но всё-таки в истории той страны, которая до сих пор есть на самом деле, – это всё частности.
Так вот. В той реальности, о которой нетрудно помнить, – попробуйте найти место надуманному надрыву «подвига вопреки стране». Нет его. Он-то и аннулирует, превращает в сферическую абстракцию всё то доброе, которое вопреки своей фантомной «художественной правде» пытались показать авторы «Ледокола».