В год столетия Великой Октябрьской социалистической революции определились две тенденции в отношении к её вождю — Владимиру Ильичу Ленину. Это тиражируемая в СМИ ненависть к нему самопровозглашённой «интеллектуальной аристократии», обслуживающей олигархически-чиновничью власть, и потребность всего, что есть честного и мыслящего в российском обществе, защитить народную память о гении русской революции. Революции, давшей миру прообраз его будущего — Советский Союз. Для каждого же члена КПРФ столетие Великого Октября — прекрасный повод обратиться к личности Ленина, чтобы, оставаясь наедине с ним при изучении его трудов, брать у него уроки воспитания в себе коммуниста.
Очень важная вещь в «Материализме и эмпириокритицизме»

В советской литературной Лениниане немало произведений, созданных на основе изучения ленинских источников. Авторы этих произведений не только известные писатели (Валентин Катаев и Эммануил Казакевич), драматурги (Николай Погодин и Михаил Шатров), публицисты (Эрнст Генри и Валентин Чикин), но и философы, из-под пера которых вышли популярные работы для молодёжи: Эвальд Ильенков и Генрих Волков. Особое место в этом ряду занимает Мариэтта Шагинян. В 1972 году её тетралогия «Семья Ульяновых» была удостоена Ленинской премии. В заключительной её части — «Четыре урока у Ленина» — Шагинян осуществила, как мы считаем, художественно-философское исследование, цель которого — показать нерасторжимую связь материалистического мировоззрения Владимира Ильича с его отношением к людям. К ленинским урокам, по Шагинян, мы и обратимся в нашей статье.

Начнём с того, что отметим жёсткую критику Мариэттой Шагинян порочной практики изучения ленинских работ, что, увы, утвердилась в советское время в системе партучёбы. Программа изучения охватывала много трудов Ленина, но изучались они не целиком, а фрагментарно, с указанием страниц, нужных для прочтения по тому или иному вопросу: от такой-то до такой-то страницы. «Считаю для себя счастьем, — пишет Шагинян, — что я избегла… этой пестроты знакомств с книгой по кусочкам и смогла прочитать Ленина том за томом, каждое произведение в его целостном виде. Правда, не имея ни консультанта, ни старшего товарища, который «вёл» бы меня в этом чтении, я часто «растекалась мыслью» по второстепенным местам, увлечённая какой-нибудь деталью, и упускала главное. В то же время, детали эти мне потом пригодились. Одна из таких деталей, останавливающая внимание на первых же страницах «Материализма и эмпириокритицизма», помогает, мне кажется, понять очень важную вещь: связь индивидуализма в характере человека со склонностью его мышления к теоретическому идеализму». Далее у Шагинян мы читаем: «Ленин, издеваясь над «голеньким» Эрнстом Махом, пишет, что, если он не признаёт объективной, независимо от нас существующей реальности, «…у него остаётся одно «голое абстрактное» Я, непременно большое и курсивом написанное Я…»

Фрагментарное изучение (если это можно назвать изучением) ленинских источников явилось одной из причин формального, потребительски-карьеристского отношения к идейно-теоретическому наследию В.И. Ленина. Достаточно было заучить набор цитат из Ленина, чтобы создать впечатление об идейно-теоретической эрудиции и тем самым замаскировать карьеристскую, эгоистическую направленность личности, её сугубый индивидуализм. Короче говоря, с именем Ленина на устах действовать против дела Ленина — дела рабочего класса, должного, по Марксу и Ленину, осуществлять свою диктатуру, вплоть до построения коммунизма.

Конечно же, далеко не каждый стоящий на позиции теоретического идеализма непременно есть индивидуалист. История знает множество примеров героического самопожертвования во имя спасения Отечества людей верующих, среди них и тех, кто пытался соединить религию с наукой. Тот же Богданов, которого Ленин подверг беспощадной критике в «Материализме и эмпириокритицизме», во имя науки пожертвовал собой: исследуя возможности человеческого организма в экстремальных ситуациях, сознательно произвёл над собою медицинский эксперимент, приведший к смертельному исходу. Но индивидуализм, ставший стержнем характера человека, с неизбежностью ведёт его к идеализму, и нередко в формах, опасных для людей (от абстрактного гуманизма, за который массы расплачиваются кровью, до фашизма).

Для коммуниста переход на позиции идеализма, прикрытого марксистско-ленинской фразеологией, всегда чреват отрывом от партии, от рабочего класса, от народа. Чреват идейным перерождением, а в конечном счёте — предательством научных идей и живых людей.

Что такое «новое мышление» М. Горбачёва, как не чистейшей воды идеализм в политике: «Мы плывём в одной лодке»! Иными словами, мир капитализма и мир социализма, по Горбачёву, обречены на единство: о классовой борьбе между ними, о противоречии между трудом и капиталом надо забыть… И забыли о том в КПСС. Результат известен всему миру. За горбачёвский абстрактный гуманизм в политике (а именно он был в основе «нового мышления») народ России до сих пор выплачивает тяжкую дань империалистическому Западу.

Что значит становиться на позицию рядового товарища

но вернёмся к размышлениям Мариэтты Шагинян в «Четырёх уроках у Ленина». Читаем, как нам кажется, наиболее поучительное для нас — современных коммунистов: «Именно от полноты своего материалистического сознания Ленин очень сильно ощущал реальное бытие других людей. И каждый, к кому подходил Ленин, не мог не чувствовать реальность этого подхода человека Ленина к другому человеку, а значит, не мог не переживать ответно своё человеческое равенство с ним».

Шагинян определяет исходные реального подхода человека Ленина к другому человеку: «его постоянное общение с рабочим классом, привычку в первую очередь думать о простом труженике, о его психологии, его отношении к людям, о его нуждах — и для выработки собственного суждения становиться на позицию «рядовых товарищей». До последних дней жизни сохранил Ильич эту способность никогда не «держаться на расстоянии» от народа, всегда чувствовать себя между него, становиться на позицию рядового товарища».

Выделим «его постоянное общение с рабочим классом». Речь идёт о неразрывной связи Ленина как пролетарского вождя с классом, призванным историей сыграть роль могильщика буржуазии. Но чтобы осознать свою историческую миссию, рабочему классу необходимо обрести своё классовое материалистическое сознание в лице наиболее сознательных, наиболее мыслящих пролетариев. Привнесению этого сознания в рабочую среду Ленин посвятил всю свою жизнь интеллигента-революционера, политика-учёного.

В «Что делать?» — в этой настольной книге коммуниста, не раз цитируемой Мариэттой Шагинян, Владимир Ильич писал: «Сознание рабочих масс не может быть истинно классовым сознанием, если рабочие на конкретных примерах и притом непременно злободневных (актуальных) политических фактах и событиях не научатся наблюдать каждый из других общественных классов во всех проявлениях умственной, нравственной и политической жизни этих классов; — не научатся применять на практике материалистический анализ и материалистическую оценку всех сторон деятельности и жизни всех классов, слоёв и групп населения».

В наше время — время общего понижения умственной культуры, вплоть до клипового мышления, вполне может показаться тем же «также марксистам», что не реален ленинский максимализм — учить обыкновенных рабочих всестороннему анализу жизни каждого (?!) из общественных классов. Тем не менее у Ленина речь идёт об обучении материалистическому анализу прежде всего передовых рабочих, то есть рабочих-интеллигентов, какими были Бабушкин, Шляпников, Шотман и другие. Именно они, а не только революционные интеллигенты, просвещали классовое сознание пролетариев и просвещались сами, будучи вовлечёнными в идейную борьбу Ленина с его многочисленными противниками.

А борьба эта была яростной в начале ХХ века (1901—1903 гг.), о чём публицистически ёмко пишет Мариэтта Шагинян, представляя нам картину того времени: «Напряжённым оно было, как у бойца передового фронта в момент боя: атакуя и отражая атаки на все четыре стороны, Ильич страстно боролся с приверженцами стихийной практики, — «экономистами»..; с левацкой фразой тех, кто получит позднее название ликвидаторов; с правеющими всё более и более плехановцами, будущим лагерем «меньшевиков»; и с опасным дилетантизмом эсеров, бесшабашно возрождавших народничество и терроризм. Буквально мечом и стилетом сверкает проза Ленина в этих атаках». «Он бьётся за точность теории, за выковку основных теоретических положений». Не единожды Шагинян обращается к «Что делать?» В.И. Ленина, органично вплетая извлечения из этой книги в ткань своего повествования, в котором сквозной является тема простого труженика.

Для Ленина «думать о простом труженике, о его психологии, его отношении к людям, о его нуждах» означало не снижаться до его обыденного, житейского сознания, а думать, как поднять его на ступеньку выше «в отношении культурном, политическом», то есть как приблизить его к материалистическому (научному) сознанию «с минимумом трений». «Становиться на позицию рядового товарища» означало для Ленина прежде всего уважение его способности к самостоятельному критическому мышлению, его чувства собственного достоинства. В этом отношении не утратило своей актуальности ленинское суждение, высказанное в «Что делать?».

«Я далёк от мысли, — писал Ленин, — отрицать необходимость популярной литературы для рабочих и особо — популярной (только, разумеется, не балаганной) литературы для особенно отсталых рабочих. Но меня возмущает это постоянное припутывание педагогии к вопросам политики, к вопросам организации. Ведь вы, господа радетели о «рабочем-середняке», в сущности, скорее оскорбляете рабочих своим желанием непременно нагнуться, прежде чем заговорить о рабочей политике и рабочей организации. Да говорите же вы о серьёзных вещах выпрямившись и предоставьте педагогию педагогам, а не политикам и организаторам… Поймите же, что самые уже вопросы о «политике», об «организации» настолько серьёзны, что о них нельзя говорить иначе как вполне серьёзно».

Не «как» и «кто», а «что»

но как научиться говорить вполне серьёзно, чтобы тебя поняли? Данный вопрос стоит перед каждым коммунистом-пропагандистом и агитатором. Чему нас может научить опыт Ленина-оратора? Этим вопросом задаётся Мариэтта Шагинян и даёт на него свой ответ, акцентируя внимание на особенности публичных выступлений Владимира Ильича. Для начала она воспроизводит впечатление от ленинских выступлений шотландского коммуниста Галлахера. По её мнению, он сумел точно передать основную особенность Ленина-пропагандиста:

«Я два раза был у Ленина дома и имел с ним частную беседу. Меня больше всего поразило в нём то, что пока я был с ним, я не имел ни одной мысли о Ленине, я мог думать только о том, о чём он думал…» (подчёркнуто М. Шагинян). Вот, наконец, черта, — заключает Мариэтта Шагинян, — за которую может уцепиться мысль. Видеть лицом к лицу Ленина, слышать его голос, может быть, не раз встретиться с ним глазами и, несмотря на это, всё время не видеть и не слышать самого Ленина, не думать о нём самом, а только о предмете его мыслей, что Ленин думает, чем он сейчас живёт, то есть воспринимать лишь содержание его речи не «как» и «кто», а «что»! Таким великим оратором был Ленин, и так умел он целиком отрешиться от себя самого, перелившись в предмет своего выступления, что слушателю передавалась вся глубина его убеждения, всё содержание его мыслей, заставляя забыть о самом ораторе и ни на секунду не отвлечь этим внимания от существа его речи или беседы».

Иллюстрацией к сказанному Шагинян могут служить воспоминания Клары Цеткин о Ленине-ораторе: «Его доклад — мастерский образец его искусства убеждать. Ни малейшего признака риторических прикрас. Он действует только силой своей ясной мысли, неумолимой логикой аргументации и последовательно выдержанной линией. Он кидает свои фразы, как неотёсанные глыбы, и возводит из них одно законченное целое. Ленин не желает ослепить, увлечь, он желает только убедить. Он убеждает и этим увлекает. Не при помощи звонких, красивых слов, какие пьянят, а при помощи прозрачной мысли, которая постигает без самообмана мир общественных явлений в их действительности и с беспощадной правдой «вскрывает то, что есть».

О прозрачности мысли в ленинском слове удивительно просто и точно сказано Владимиром Маяковским:

Я знал рабочего,

Он был безграмотный.

Не разжевал

даже азбуки соль.

Но он слышал,

как говорил Ленин,

и он

знал — всё.

Анализируя особенность ленинского публичного речетворчества, Мариэтта Шагинян выделяет две формы реакции на два типа ораторов: «К одному после его доклада подходишь с восхищением и поздравлением: «Как вы прекрасно, как блестяще выступили!» И к другому подходишь и говоришь не о том, как он выступал, а сразу же о предмете его речи, захватившем, заинтересовавшем, покорившем вас. Подчеркнув красным крестиком глубокие и бесхитростные слова Галлахера, я сделала для себя такой вывод: если аудитория начнёт после твоего доклада хвалить тебя и восхищаться тобой, значит, ты плохо сделал своё дело, ты провалил его. А если разговор сразу же пойдёт о предмете и содержании твоего доклада, как если б тебя самого тут и не было, значит, ты хорошо выступил, сделал своё дело на «пять».

«Никто и никогда ничего вам не даст, ежели не сумеете брать»

Чтобы воспитать в себе пропагандиста ленинского типа, когда твоя речь воспринимается за её содержание (не «как» и «кто», а «что»), надо добиваться его ясности и простоты. А для этого нет иного пути, как постоянно упражнять свой ум в постижении новых и новых знаний. С познавательным интересом читается у Шагинян глава «В Библиотеке Британского музея», в которой дан портрет Ленина-читателя. Это система в отборе научных источников, широкий их охват, но главное — предельное внимание к внутренней диалектике содержания работ великих авторов: Канта, Гегеля, Фейербаха, Маркса, Энгельса, многих других. Именно она-то, эта диалектика, «вся ушла сквозь пропущенные школьной партучёбой страницы, словно рыба через слишком большие ячеи рыбной сети» при изучении трудов Ленина в советском прошлом. Имя Ленина почитали, да плохо его читали. Расплата не заставила себя долго ждать: она пришла в горбачёвскую перестройку.

Как уже было сказано, особо напряжённым для молодого Ленина оказалось начало ХХ века: ответственнейший момент в истории молодой русской социал-демократии — создание программы её партии. Именно в этот момент выходит в свет книга Ленина, выдвинувшая его (наряду с Плехановым и, как оказалось, на смену ему) в теоретики рождающейся РСДРП. «Подобно скале между встречных бурунов, встаёт его капитальный труд «Что делать?», казалось бы, сотканный из полемики «текущего момента». А на самом деле незыблемый во все времена, удивительно злободневный и для настоящего времени». Эти слова Мариэтты Шагинян стоит повторить и сегодня ввиду их чрезвычайной актуальности.

Но последуем за нею дальше: «Свыше восьми статей «Материалов к выработке программы РСДРП». Огромное количество писем. Ответов на письма, небольших статей в «Искре». «Аграрный вопрос и «критики Маркса»; «Аграрная программа русской социал-демократии»; конспекты лекций «Марксистские взгляды на аграрный вопрос в Европе и в России». Наконец брошюра «К деревенской бедноте». Объяснение для крестьян, чего желают социал-демократы» — около двухсот тридцати пяти убористых страниц только об одном аграрном вопросе. Уже по заглавиям можем мы догадаться, как много читал Ленин по аграрному вопросу… Как всегда бывает у подлинного творца, вершиной этих огромных знаний, огромного чтения с карандашом в руках (как читал Ильич), глубинного освоения темы, рождается простота, солнечная простота… — брошюра, адресованная простому малограмотному и вовсе неграмотному читателю — русскому крестьянину».

Насколько Ленин был предельно внимателен и чуток к отсталому рабочему и малограмотному русскому крестьянину, настолько был беспощаден он в обличении тех русских социал-демократов из интеллигенции, коим посылалась из Лондона нелегальная литература, а они не утруждали себя её освоением, не вчитывались в неё, не распространяли и не комментировали её в рабочих кружках, но притом требовали от Ленина новых и новых брошюр и называли то, что им шлют, «старьём». Ленин яростно отвечал им: «Это старо! — вопите вы. Да. Все партии, имеющие хорошую популярную литературу, распространяют старьё: Геда и Лафарга, Бебеля, Бракке, Либкнехта и пр. по десятилетиям. Слышите ли: по десятилетиям! И популярная литература только та и хороша, только та и годится, которая служит десятилетия. Ибо популярная литература есть ряд учебников для народа, а учебники излагают азы, не меняющиеся по полустолетиям. Та «популярная» литература, которая вас «пленяет» и которую «Свобода» (издание эсеров. — Ю.Б.) и с.-р. издают пудами ежемесячно, есть макулатура и шарлатанство. Шарлатаны всегда суетливые и шумят больше, а некоторые наивные люди принимают это за энергию».

В этом ленинском письме к Ленгнику (большевику-искровцу) есть «не для печати» и такие слова: «Никто и никогда ничего вам не даст, если вы не сумеете брать: запомните это». Шагинян совершенно справедливо характеризует данное утверждение Владимира Ильича как вневременное, имеющее абсолютный характер.

Уметь брать у классиков непреходяще ценное, вневременное — об этом между строк речь идёт в письме Ленина к Ленгнику. Непреходяще ценное — это искусство владения диалектико-материалистическим методом анализа и оценки социальной действительности. Ему учишься всю жизнь, ибо старые противоречия заявляют о себе в новых условиях и возникают новые, никем ещё не исследованные, либо исследованные лишь отчасти. Ленинское письмо к Ленгнику бичует шарлатанство, верхоглядство, пренебрежение научными знаниями в погоне за модными, а на деле пустыми и чуждыми марксизму «течениями мысли».

Свободна ли КПРФ от поветрий шарлатанства? Увы, нет. Ещё можно услышать в партийной среде претенциозное утверждение: «Маркс и Ленин — гении. Но это гении ушедшего прошлого. Тому, что ими написано, более ста лет. На дворе XXI век — век космического мышления. Требуется сквозь призму нового мышления критически переосмыслить наследие классиков». И переосмысливают… То ставят под вопрос историческую миссию пролетариата (а есть ли он сегодня?). То под лозунгом творческого развития марксизма-ленинизма идут на его ревизию с уклоном в сторону религии, прикрываемой то славянофильством, то евразийством: от Маркса и Ленина назад к Данилевскому и Ильину.

Ленинские уроки Мариэтты Шагинян позволяют, как нам кажется, поставить в КПРФ вопрос о необходимости определения в системе партучёбы марксистско-ленинского минимума, обязательного для каждого коммуниста, то есть знания отдельных работ К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ленина, И.В. Сталина. Таково наше мнение, которое, конечно же, может быть оспорено в товарищеской дискуссии. Но выветрить шарлатанство из партии без знания коммунистами основ марксизма-ленинизма вряд ли возможно.

Чтобы критика велась по существу и была созидательной

Ещё один урок, взятый у Ленина Мариэттой Шагинян. Урок непримиримой, беспощадной критики по отношению к тем коммунистам, какие, по ленинскому выражению, теряют «чувство солидарности с партией», отрываются от рабочей массы. Шагинян приводит пример именно такой критики Лениным молодого руководителя германской компартии Пауля Леви. Казалось бы, для неё не было оснований: Леви написал брошюру о стихийном революционном движении (или вспышке его) в марте 1923 года в немецком городе Мансфельде. В ней критика участников движения — рабочих была непримиримо жёсткой, хотя и теоретически верной. Рабочие Мансфельда и поддержавшие их пролетарии других городов выступили против невыносимых притеснений со стороны хозяев фабрик и заводов. Действовали они разрозненно, партизанскими отрядами, что создавались стихийно. Но в стычках с полицией держались по-революционному мужественно и уверенно. Неподготовленность выступления мансфельдских рабочих (в чём, безусловно, была и вина коммунистов), его непродуманность, низкая дисциплина, слабая связь с пролетарскими массами обрекли его на провал. Обо всём этом и написал Пауль Леви. Написал резко, категорично и вроде бы верно, забыв об одном: воздать должное революционной смелости рабочих, обретению ими пусть и горького, но ценного опыта борьбы с капиталом.

Критика Леви революционного выступления немецких пролетариев вызвала резко негативное отношение к нему в Коминтерне. Защищать его как «молодого, талантливого, подающего надежды» руководителя германских коммунистов взялась Клара Цеткин. За помощью она обратилась к Ленину: «Намерения Пауля Леви были самые чистые, самые бескорыстные… сделайте всё возможное, чтоб мы не потеряли Леви!»

Но Ленин не внял просьбе чрезвычайно уважаемой им Клары. Вот что он ей сказал: «Пауль Леви, к сожалению, стал особым вопросом… Я считал, что он тесно связан с пролетариатом, хотя и улавливал в его отношениях к рабочим некоторую сдержанность, нечто вроде желания «держаться на расстоянии». Со времени появления его брошюры у меня возникли сомнения на его счёт. Я опасаюсь, что в нём живёт большая склонность к самокопанию, самолюбованию, что в нём — что-то от литературного тщеславия. Критика «мартовского» выступления была необходима. Но что же дал Пауль Леви? Он жестоко искромсал партию. Он не только даёт очень одностороннюю критику, преувеличенную, даже злобную, — он ничего не делает, что позволило бы партии ориентироваться. Он даёт основание заподозрить в нём отсутствие чувства солидарности с партией».

По Ленину, односторонняя, преувеличенная, а то и злобная критика внутри партии, когда критикуемый подвергается моральному расстрелу, есть критика разрушительная. Именно такой она была в печально известном докладе Хрущёва о пресловутом «культе личности Сталина». Эта критика и послужила отправной точкой разрушения партии, советского общества и СССР. Ленинская критика могла быть убийственной, но в полемике с классовым врагом, никак не в отношении товарищей по партии. Внутрипартийная критика Ленина всегда была созидательной. Даже будучи жёстко принципиальной, требовательной, она опиралась на лучшие черты критикуемых, а не на худшие. Уважая их человеческое достоинство, давала перспективу исправления допущенных ими ошибок.

Бережное отношение к самолюбию человека особо проявлялось Лениным в критике ошибок молодых товарищей. Поучительно в данной связи приведённое Шагинян воспоминание В. Мюнценберга — организатора швейцарской молодёжи — о его совместной работе с Лениным в десятых годах ХХ века: «Его критика никогда не оскорбляла нас, мы никогда не чувствовали себя отвергнутыми, и, даже подвергая нас самой суровой критике, он всегда находил в нашей работе что-нибудь заслуживающее похвалы».

Когда же Ленин допускал сбой в тоне и такте товарищеской критики, он находил в себе силы признать это и извиниться. Когда в июне 1921 года, в дни жаркой дискуссии на III конгрессе Коминтерна о тактике германской компартии, Ленин пришёл к заключению, что был слишком резок в своей критике, он написал членам немецкой делегации следующее письмо: «Я получил копию вашего письма Центральному Комитету нашей партии. Большое спасибо. Свой ответ я рассказал вчера устно. Пользуюсь этим случаем, чтобы подчеркнуть, что я решительно беру назад употреблённые мною грубые и невежливые выражения и настоящим повторяю в письменной форме свою устную просьбу извинить меня». Много ли найдётся подобных примеров в нашей внутрипартийной жизни?..

К кому Ленин был неумолим в своей резкости, так это к тем, кто посягал на единство партии — идейное, организационное, нравственно-политическое. В промежуток времени кризиса партии, на Х съезде РКП(б) в марте 1921 года, он, можно сказать, определил кредо внутрипартийной критики: «Всякий выступающий с критикой должен по форме критики учитывать положение партии между окружающих её врагов»; «чтобы критика велась по существу, отнюдь не принимая форм, способных помочь классовым врагам пролетариата».

Этика пролетарского вождя

У Мариэтты Шагинян нет завершённых формулировок каждого из четырёх её ленинских уроков. Она рассматривает жизнь Владимира Ильича как художник, живописуя образы его друзей и врагов, образ его бытия как обычного, равного нам человека. Из поведанных ею драматических историй как бы само собой вытекают уроки жизни гения. Из повествования Шагинян можно выделить множество ленинских уроков для нас: уроки диалектики, научного анализа социальной действительности, уроки правды и этики партийной критики, уроки мужества, верности революционному долгу, уроки ораторского мастерства и прочие.

Ленин в простоте его гениальности раскрывается прежде всего в его сочинениях. Было бы лукавством утверждать, что все они читаются легко, без каких-либо трудностей их восприятия. Легко ли читать «Государство и революцию», не говоря уж о «Материализме и эмпириокритицизме»? Да и «Что делать?» не прочтёшь на одном дыхании. Чем ценны ленинские уроки Мариэтты Шагинян, так это, в первую очередь, тем, что в них прямо говорится о серьёзной подготовке к усвоению научных текстов, с карандашом в руках, как это делал Ленин, штудируя Маркса, и не только.

Ценны эти уроки и тем, что Шагинян, прежде чем обратиться к анализу конкретной ленинской работы, повествует о конкретно-исторической ситуации её создания и выделяет в ней конкретно-исторический смысл и смысл вневременной, методологический. Говорит она также, что переживал в это время Ленин, за что и против кого он боролся, кто были его друзья и враги. Всё это позволяет воспринимать написанное им в эмоциональной окраске, сопереживать вместе с ним анализируемые им события.

История личности гения чрезвычайно интересна и поучительна. О многом из неё сказано Мариэттой Шагинян. Но есть в поведанном ею три момента жизни Владимира Ульянова-Ленина, представляющих, как нам думается, наиболее наглядно его этику революционера и политика. Это — его нравственная чувствительность и самоотрешённость как политического бойца, пуританская неприхотливость в быту, повседневная забота о простых людях — рядовых товарищах.

Владимир Ильич Ленин уже в молодые годы прошёл закаляющую школу политической борьбы. Как говорится, умел держать удар и наносить разящие удары по классовому противнику. Был мастером полемики в яростной идейной схватке. «Но, — пишет Шагинян, — личные нападки не могли всё же, вплетаясь в идейную борьбу... не изводить и не мучить его. «Нервы у Владимира Ильича так разгулялись, что он заболел тяжёлой нервной болезнью — «священный огонь», которая заключается в том, что воспаляются кончики грудных и спинных нервов», — писала в конце лондонского периода Надежда Константиновна».

Это воспоминание Крупской подтверждает простую истину: Ленин не щадил себя. Он знал, что избранная им судьба революционера потребует готовности ко всему, среди них и к преждевременной смерти. Он не раз рисковал своей жизнью. Офицер, посланный для ареста Ленина по приказу Временного правительства в июле 1917 года, имел указание убить его, так сказать, «при попытке к бегству». Не забудем и о выстреле Каплан.

Ленин был необычайно жизнелюбив, но подчинил всё личное революционной деятельности и вёл пуританский образ жизни, в быту отличался предельной скромностью. Шагинян приводит воспоминание одного из его современников: «Всем известно, что Ленин вёл очень скромный образ жизни как за границей, так и в России. Жил он невероятно скромно».

Знавший Ленина ещё в годы первой мировой войны в Цюрихе итальянский коммунист Ф. Мизиано рассказывал: «Я тогда часто захаживал в ресторан Народного дома. Там подавались обеды трёх категорий: за 1 фр. 25 сант. — «аристократический», за 75 сант. — «буржуазный» и за 50 сант. — «пролетарский». Последний состоял из двух блюд: супа, куска хлеба и картошки. Ленин неизменно пользовался обедом третьей категории». Его скромность и неприхотливость в быту стали музейной редкостью в поздней КПСС, за что она и поплатилась. Не забыть бы об этом в КПРФ.

Из всех драматических историй из жизни Ленина, рассказанных Мариэттой Шагинян, одна более других не даёт нам покоя… Шёл октябрь 1923 года. Казалось, Владимир Ильич стал оправляться от удара: мог ходить, двигать левой рукой и произносить, хотя и с трудом и неясно, отдельные слова. Единственное слово, которое он произносил чётко, было «вот-вот». В конце октября к нему приехали И.И. Скворцов-Степанов и О.Я. Пятницкий. Стали рассказывать о выборах в Московский Совет. Владимир Ильич не выказал большого внимания к их рассказу. Но как только посетители повели разговор о поправках к наказу рядовых рабочих Московскому комитету партии, он стал предельно внимателен при перечислении этих поправок: об освещении слободок, где живут рабочие и городская беднота, о продлении трамвайных линий к предместьям, где живут рабочие и крестьяне, о закрытии пивных и пр.

По словам Пятницкого, «Ильич… своим единственным словом, которым он хорошо владел: «вот-вот» стал делать замечания во время рассказа с такими интонациями, что нам вполне стало ясно и понятно, так же, как это бывало раньше, до болезни Ильича, что поправки к наказу деловые, правильные и что необходимо принять все меры, чтобы их воплотить в жизнь». Ленину оставалось жить менее трёх месяцев…

Здесь предоставим слово Мариэтте Шагинян: «Таков предсмертный урок Ленина, данный им каждому коммунисту. И пусть слышится нам его «вот-вот» всякий раз, когда совесть наша подсказывает нам главное, что надо сделать коммунисту, на что обратить внимание в работе с людьми».

Всякий раз, когда в руках оказывается то или иное произведение Ленина и глаза бегут по строчкам его текста, ты остаёшься наедине с гением и твоим современником. Какое это счастье, что есть Полное собрание сочинений Владимира Ильича, что, перечитывая его труды заново, ты видишь революционное будущее России и мира. Другим, по Ленину, оно быть не может. В непрерывном революционном мышлении и действии — весь Ленин, в его жизни и его бессмертии.