Об этом сообщило издание «Крымское Эхо».
ВОЛЯ К ЖИЗНИ, ВОСПОМИНАНИЯ ИЗ ДЕТСТВА
Шёл третий год после окончания безжалостной страшной войны. С первых же дней освобождения жители Керчи стали общими усилиями залечивать раны разрушенного до основания города. Начали работать и набирать силу различные государственные органы. Все люди жили одинаковой бедной жизнью, тем не менее довольные тем, что они свободны от фашистского нашествия.
Страна делала всё возможное, чтобы хоть как-нибудь облегчить жизнь ребятни, подрастающего поколения Страны Советов, выстоявшей в схватке со злым и жестоким врагом. В одном из отремонтированных жилых домов на улице 23 Мая открылся первый дом юных пионеров, куда не было отбоя от девочек и мальчиков. Было в нём всего три кружка: авиамодельный, где учились делать воздушного змея; кружок рисования, и специально для девочек – кружок вышивания. Не хватало преподавателей, так как много их погибло на войне. На улице Крупской, где-то в самом её конце, летом работал детский дневной оздоровительный лагерь. Он запомнился навсегда тем, что перед уходом домой ребятам давали несколько горошин драже. Какое же было это божественное лакомство. Нет, забыть его невозможно!
Летом 1948 года по городу пронёсся слух, что у самого моря, на берегу, недалеко от Генмола, где позже разместилась морская военная часть кораблей-тральщиков, появился яхт-клуб для юных моряков. Кто из ребят, родившийся и выросший в городе, омываемом двумя морями, не мечтал быть моряком. Плавать с малых лет умели все. С самой ранней весны и до глубокой осени дети свободное время проводили у моря. Море дарило детворе еду – мидий. Мальчишки разбивали ракушки камнями, а затем с необыкновенным удовольствием съедали живую мидию без хлеба и соли.
Как мне ни хотелось кушать, я не смог заставить себя съесть скользкую только что выловленную мидию. Мне казалось, что когда я подносил половинку раковины с мидией ко рту, она начинала пищать. И я с отвращением отбрасывал её в сторону. Правда, с удовольствием весной набивал живот, как все ребята, цветами акации. После такой трапезы на время отступал голод. Когда я однажды в цветках рассмотрел меленьких светло-зелёных червячков, отказался и от этой еды. Ещё ребята очень любили в развалках жарить убитых из рогаток воробьёв.
У меня также была рогатка, из которой я, как и другие мальчишки, мелкой галькой стрелял по бедным серым птахам. Мне их было очень жаль, и потому я старался стрелять мимо. Тем не менее однажды мне показалось, что после моего выстрела воробушек маленьким серым комочкам стал падать на землю, сбивая по пути листья акации. После этого я никогда не пользовался рогаткой, а когда ребята уходили в развалку жарить воробьёв, я уходил домой, зная, что мама отложила для меня кусочек хлеба и какой-нибудь похлёбки.
По физическому развитию я прошёл отбор в яхт-клуб вместе со своим другом Володей, который был на год старше меня. Ему было четырнадцать лет. Разумеется, в клубе не было никакой яхты. В то же время, было три шлюпки на шесть человек команды с седьмым капитаном-рулевым. Двое мужчин-тренеров, какие были старше нас лет на десять, сначала научили ходить по морю на вёслах. На это ушло всего несколько дней. Сложно было научиться управлять лодкой под парусом. Это целая морская наука. Вскоре мы могли без наших тренеров самостоятельно выходить в море, правильно ставить парус, умело управляя им.
Далеко в море уходить нам запрещалось. А нам, чувствующим себя настоящими морскими волками, так хотелось ринуться в морские дали. И под конец лета нам представился такой случай. Тренеры, убедившись в том, что мы хорошо и правильно можем управлять парусами, в один из воскресных дней разрешили пойти на Среднюю косу, которая находится в нескольких километрах от города в Керченском проливе. Так как было только два тренера, то наша шлюпка пошла под командованием моего друга. Считалось, что в клубе он лучше всех пацанов мог управлять парусом.
Спасательных жилетов у нас не было. В то время это было непозволительной роскошью. Имелся в каждой шлюпке один спасательный круг, который был привязан к шлюпке длинной верёвкой. Мы никогда даже не задумывались над тем, что он может когда-нибудь пригодиться, настолько мы считали себя большими знатоками морского дела. Все три шлюпки благополучно дошли до косы. Мальчишки чувствовали себя первооткрывателями новой земли. Кроме нас на косе никого не было. Голышом мы кидались в чистое спокойное море, где устраивали гонки по плаванию, и, сцепив руки, по счёту раз, два, три, с силой подбрасывали того, кто стоял на «замке» из рук, для равновесия держась за головы ребят, стоящих по грудь в воде.
Многим удавалось в воздухе сделать красивое сальто, разбросав в стороны руки, и ногами «солдатиком» войти в море. А некоторые в воздухе нелепо перебирали ногами, а потом падали спиной на воду, разбрасывая во все стороны переливающиеся на солнце брызги. От этого становилось ещё веселее. С собой мы взяли сваренную картошку, зелёный лук и в банках воду. Всё это мы съели без остатка за один раз, и продолжали развлекаться, не заметив, как подкрался вечер. Наши руководители скомандовали возвращаться в город. На шлюпках поставили паруса и мы помчались к берегам родного берега.
Постепенно наступила безлунная ночь, ярко высвечивая многочисленные звёзды, какие поблескивая, из глубин космоса молча смотрели на юных мореходов. Сначала со шлюпок мы видели друг друга. Тем не менее вскоре мы не могли разглядеть из-за черноты ночи наших друзей, находящихся в других шлюпках. Нас окружала безлунная липкая ночь. Ориентира никакого не было. На берегу города было мало электрического освещения, и потому он издалека не просматривался. Наконец на большом расстоянии увидели слабые огоньки, и поняли, что идём в нужном направлении. Неожиданно усилился ветер, поднявший волну. Управлять шлюпкой стало труднее.
Всё внимание было обращено на берег, и потому мы поздно увидели, что ещё какие-то огоньки стали быстро увеличиваться и надвигаться прямо на нас. Это было какое-то громадное судно, шедшее прямо по нашему курсу. Володя в самый последний момент чудом сумел повернуть шлюпку в сторону, что нас спасло от столкновения.
Волнение становилось всё сильнее. Шлюпка стала сильно крениться на один бок. Володя сказал, чтобы для противовеса я сел на противоположный борт, что и сделал, крепко ухватившись за его края. Мы никак не могли найти курс в сторону нашего берега. Всё время оказывались или возле крепости, или на другой стороне пролива, около посёлка Войково. При одном из крутых поворотов меня, как пушинку, выбросило за борт. Я оказался один на один, ставшей для меня враждебной стихии. Сначала было совершенно не страшно. Мальчишки всегда любили у берега побороться с налетающими и сбивающими с ног волнами. Получали большое удовольствие. Здесь же глубина достигала больше десяти метров, что позволяло проходить по каналу даже крупнотоннажным судам.
Я казался беспомощной маленькой щепкой, которую море могло поглотить в любую минуту. Какое-то время в кромешной тьме я видел, как от меня быстро удаляется белый парус нашей шлюпки. Когда он исчез, меня обуял неописуемый ужас. Я понимал, что мне ни за что не доплыть до берега, тем более, я не имел никакого представления, в какую сторону плыть. Я стал кричать сильно, как только мог. Крик в какой-то степени заглушал мой страх. Неожиданно передо мной появилась шлюпка и полетевший в мою сторону спасательный круг, который промчался мимо следом за уходящей шлюпкой. Так повторилось дважды. После второй неудачной попытки спасти меня, стали покидать силы и вера, что останусь живым. Невольно в голове, как в калейдоскопе, начали возникать картинки небольшой прожитой жизни. Живым остался во время оккупации, а умирать придётся от того, что просто захлебнусь солёной водой. Не хотелось о чём-то думать.
Наступало предательское безразличие ко всему происходящему. Видно, природа так устроила человека, что у него для более спокойного принятия смерти в какой-то степени отключается работа мозга. Я пришёл в себя от громких криков ребят. Сложив ладошки рупором, они изо всех сил одновременно выкрикивали моё имя. Они догадались убрать парус и сесть за вёсла, чтобы подойти ко мне. Откуда только взялись у меня силы, какие казалось полностью иссякли; в ответ стал выкрикивать срывающимся дурным голосом какие-то слова. Так хотелось, чтобы друзья услышали меня и спасли от гибели. Я понимал, как трудно искать человека в море, которое не освещено даже луной. Тем не менее ребята услышали мои истошные крики, на какие направили шлюпку. Из-за крутой волны побоялись близко подойти, чтобы меня не ударило о шлюпку.
Они бросили спасательный круг, за который я схватился с такой силой, что никто, если бы захотел, не смог бы отобрать это спасительное чудо. Когда пацаны осторожно затащили меня в шлюпку, они долго не могли оторвать от круга, будто ставшими железными, пальцы. Я никак не мог поверить, что я живой, и что нахожусь между своих друзей — мужественных покорителей бурного моря. Мы тут же договорились никому никогда не рассказывать о случившимся.
Вскоре мы заметили луч света, который приближался к нам, всё время шаря по воде, направляясь то в одну, то в другую сторону. Чтобы нас заметили, ребята быстро подняли парус. Все поднялись во весь рост и стали кричать, усиленно размахивая руками. Через короткое время к нам подошёл катер с военными моряками. Они с шутками и солёными прибаутками взяли нашу шлюпку на буксир и потащили к такому родному берегу, на котором находились все наши родители, в основном мамы. У большинства из нас из-за войны не было отцов. Была глубокая летняя ночь.
Через какое-то время мама мне сказала, что той в ночное время у неё появились первые седины. А я до самой её смерти так и не сообщил, что случилось со мной в ту жуткую ночь, чтобы не добавить седин в её голове, которая и так перенесла много горя и страдания во время нахождения нашей семьи в страшной немецкой оккупации.
