30 января 1933 года президент Германии Пауль фон Гинденбург назначил лидера Национал-социалистической рабочей партии Адольфа Гитлера рейсхканцлером.
Хотя за Гитлером стояла поднимающаяся волна нацизма, это решение многими воспринималось, как если бы Милонова назначили главой правительства РФ, пишет обозреватель «Огонек-Ъ» Дмитрий Губин в материале на сайте агентства «Росбалт».
Рудольф Брейтшейд, лидер немецких социал-демократов, назначению чуть ли не аплодировал: «Замечательно, теперь данный демагог Гитлер сдуется, все разглядят его ничтожество…». Но случилось то, что случилось.
Историей Третьего рейха любому россиянину будет полезно поинтересоваться. Хотя бы потому, что формула «СССР победил фашизм» является плодом сталинского агитпропа. И, что куда более серьезно – она, похоже, попросту неверна по сути.
«Агитпропа» – потому, что фашизма в Германии не было (фашизм – итальянская история). В те времена, когда в СССР строился социализм, в Германии строился национал-социализм, и две разновидности социализма были дружны и нужны друг другу (под Липецком учили пилотов люфтваффе, красные командиры стажировались в вермахте, но пик сотрудничества – это, конечно, раздел Восточной Европы, пакт Молотова-Риббентропа). Когда же две разновидности социализма стали врагами, социализм немецкий советская пропаганда переименовала в «фашизм». Чтобы шибко умные не задумывались по поводу социализма как такового.
Ну, а привычная парадигма победы – кто принял капитуляцию, тот и победил – неверна потому, что в основе Вторая Мировая была войной идей, а идею водружением знамени утвердить нельзя. Грубо говоря, идея исключительности – это вирус, и поставьте себя на его место.
Если больной погибает, задача вируса – переселиться в другое тело, и если в тело врача, так даже и лучше. Если для выживания требуется мутировать (сменить национальную исключительность на, скажем, социальную либо религиозную) – значит, вирус будет мутировать. Это как в хорошем ужастике: поверженное зло переползает в тело того, кого уж точно не заподозришь. Или как у Гоголя: нечисть оккупирует церковь.
Почитайте знаменитые «25 пунктов» программы национал-социалистической партии. Когда четверо депутатов Госдумы заявили об «антипознеровском» законе (запрещающем гражданам иных государств вести программы на российском телевидении), я вздрогнул: это почти дословно совпадало с пунктом 23, запрещающем не-немцам работать в немецких газетах. А когда Познер перед депутатами извинился, уже не вздрагивал: извинялся же перед нацистами травимый ими нобелевский лауреат Герхарт Гауптман…
Или полюбопытствуйте по поводу Feuersprüche – «огненных речевок», под какие при Гитлере сжигали книги. Что за прелесть! «Нет растлевающей душу половой распущенности!» (и в огонь – Зигмунда Фрейда). «Нет фальсификации отечественной истории!» (в огонь – Эмиля Людвига). «Нет – писакам, предающим героев мировой войны. Да здравствует воспитание молодежи в духе подлинного историзма!» (в огонь – Ремарка). «Нет – антинародной журналистике!» «Нет – засорению и уродованию родного языка!»
Где-то, как говорится, мы это уже слышали. А также слышим и будем слышать ещё. Вот в 1933-м глава прусской полиции Геринг придумывает «вспомогательную полицию»: наделяет правами полицейских 50 тыс нацистских штурмовиков. Нет-нет, у нас никаких штурмовиков нет. У нас в помощь полиции придаются никаким законом не помянутые казачьи отряды. Петербург – казачья станица. Эх, давай, нагайку доставай.
И централизация власти (пункт 25 нацистской программы, кстати) – это подспорье для вируса. Куда проще подмять под себя нечто централизованное, чем множество самостоятельных, конкурирующих, независимых.
Хочу ли я сказать, что Россия 2013 года напоминает Германию 1933 года? Во многих внешних проявлениях – безусловно, хотя утверждать это становится все более опасно (тут с Германией также родство). Однако есть и принципиальное отличие.
В 1933 году в Германии складывалось тоталитарное государство. То есть не просто людоедское и сверхцентрализованное, но отобравшее у личности во имя государства все права. Такое государство может держаться только на идее, идеологии (ведь идеология – это единственный инструмент, позволяющий осуществлять тотальный контроль не только над общественной, но и над частной жизнью).
В России сегодня идеологии нет. В России нет национальной идеи. В России нет, как изящно выразился недавно один человек, «духовных скреп». И в этом пока что наше великое счастье. Потому что разговоры про «великую духовность» – это вовсе не то, что призывы Гитлера создать великую арийскую расу.
И Гитлер, и сподвижники Гитлера, и форматированная Гитлером нация – они в свою высшую идею верили. Говорящие про духовные скрепы лишь напускают туман над своей искренней верой в материальные блага, а также в то, что три кнопки телевидения легко превращают людей в стадо (а ведь превращают).
Циники – от мелких думских бесов до бесов крупных – неприятны и даже опасны, но не смертельны. И если циники не переродятся в искренне и истово верующих, то тогда, может быть, нас пронесет: поболеем-поболеем, кризис переживем (когда кончатся деньги и нефть), да и пойдем на поправку. И появится в РПЦ нечто родственное направлению в католической теологии, называющемуся «христианство», заключает Дмитрий Губин.
Между тем, свой материал опубликовала сегодня и «Немецкая волна»:
80 лет назад Гитлер пришел к власти в Германии. Как могли немцы допустить это? Каким образом бесноватый «фюрер» захватил власть? Или никакого захвата не было? Как бы там ни было, Веймарская республика – «демократия без демократов», как метко выразился один из историков, – шаг за шагом приближалась к диктатуре, которая привела Германию и все Европу к небывалой трагедии.
Веймарская республика начала было потихоньку выбираться из послевоенной разрухи, но начавшийся в 1929 году мировой экономический кризис, рост безработицы и по-прежнему давящий на немцев груз репараций, какие они выплачивали согласно Версальскому договору, поставили страну перед тяжелыми проблемами.
В марте 1930 года, не сумев договориться с парламентом о единой финансовой политике, престарелый президент Пауль фон Гинденбург назначил нового рейхсканцлера, который больше не опирался на поддержку парламентского большинства и зависел лишь от самого президента. Рейхстаг больше не влиял на назначение канцлера и формирование правительства, но мог сместить их. Чехарда сменяющих друг друга кабинетов стала привычным явлением.
В конце концов, новый канцлер Генрих Брюнинг ввёл режим жесткой экономии. Недовольных становилось все больше. На выборах в рейхстаг в сентябре 1930 года Национал-социалистской рабочей партии Германии (НСДАП) во главе с Гитлером удалось увеличить число своих мандатов с 12 до 107, а коммунистам – с 54 до 77. Таким образом, правые и левые экстремисты вместе завоевали почти треть мест в парламенте. В этих условиях какая-либо конструктивная политика была на практике невозможна.
Коммунисты ещё могли остановить нацистов, если бы действовали вместе с социал-демократами, но из Москвы категорически запретили иметь с ними дело: Сталин считал социал-демократов чуть ли не главными врагами. А вот нацисты даже становились союзниками: в 1932 году коммунисты провели с ними совместную забастовку транспортников, которая парализовала Берлин.
На новых выборах 1932 года национал-социалисты получили 37% голосов и стали сильнейшей фракцией в рейхстаге, хотя абсолютного большинства у них не было. Гитлер мог получить власть только из рук правящей элиты и стал искать её поддержки. Он получил её со стороны влиятельных представителей деловых кругов.
Опираясь на крупный капитал, на собственные успехи на выборах и на бесчинства штурмовиков, которых нацисты выпустили на улицы, в августе 1932 года Гитлер обратился к Гинденбургу с требованием назначить его рейхсканцлером. Гинденбург отказался: он презирал «странного ефрейтора», который, по словам президента, «мог бы стать министром почт, но уж никак не канцлером».
Но 30 января 1933 года Гинденбург уступил нажиму. Но в первом гитлеровском кабинете, кроме самого «фюрера», нацисты занимали всего два министерских поста из 11. Гинденбург и его советники надеялись использовать коричневое движение в своих целях. Но данные надежды оказались иллюзорными. Гитлер быстро добился укрепления своей власти. Всего через несколько недель после его назначения на пост рейхсканцлера в Германии фактически было введено чрезвычайное положение.
Обычно говорят о «захвате власти» нацистами. Сами они, кстати, также предпочитали данную формулировку: мол, на вершину власти Гитлера вознесла в январе 1933 года волна всенародной любви. После краха «третьего рейха» эта формулировка уже обрела в Германии новый, извинительно-оправдательный оттенок. Что-то вроде: Гитлер захватил власть в результате путча, а немцы были его беспомощными жертвами.
И то, и другое – ложь. 30 января 1933 года Адольф Гитлер был провозглашен рейхсканцлером в полном соответствии с тогдашней конституцией Германии. Речь шла не о «захвате», а, скорее, о «передаче» власти. Гитлер был председателем самой сильной партии в рейхстаге – парламенте страны. Но ни на одних выборах в 1932 году его партия не получила больше 40% голосов. В ноябре её рейтинг даже упал до 33%. Так что волна «всенародной любви» к «фюреру» не нарастала, а спадала.
И все же он стал во главе страны, которую привел, в конце концов, к катастрофе – как и весь континент. Целые библиотеки уже написаны в поисках ответа на вопрос: как мог такой человек легально получить высший правительственный пост в стране? Ведь он открыто изложил все свои преступные цели в книге «Mein Kampf»: и уничтожение европейских евреев, и военный поход на восток.
Как мог такой человек оказаться во главе народа, который почитал себя народом поэтов и мыслителей? Какую роль тут сыграл исход Первой мировой войны, чувство национального унижения? А какую – мировая депрессия, оставившая каждого третьего немца без работы? Или все дело в страхе, который ещё до 1933 года успели навести на немцев стотысячные отряды гитлеровских штурмовиков из СА?
Ясно одно: консервативные элиты страны, какие помогли прийти Гитлеру к власти в уверенности, что он сам докажет свою полную несостоятельность, жестоко просчитались. Не оправдались и надежды тех 60% немцев, какие никогда не голосовали за партию Гитлера, на то, что он придёт и уйдет так же, как его предшественники, продержавшиеся на посту канцлера всего по несколько недель.
Но, дорвавшись до власти, Гитлер до самого конца не выпускал её из рук. Всего за несколько месяцев он сумел установить диктатуру, основанную на терроре. Уже в феврале 1933 года новый рейхсканцлер отменил свободу печати и свободу собраний, в марте фактически лишил власти парламент, в апреле упразднил правительства федеральных земель, в мае разогнал свободные профсоюзы, в июле – запретил все партии, кроме национал-социалистической.
Начались бойкоты принадлежавших евреям магазинов, евреям было запрещено работать врачами, адвокатами, журналистами, учителями в школах и преподавателями в вузах. И, чтобы довершить картину: весной 1933 года были созданы первые концентрационные лагеря для политических заключенных.
2 августа 1934 года умер Гинденбург. Нацистское правительство принимает решение, что отныне пост президента объединяется с постом рейхсканцлера. Все прежние полномочия президента переходят к рейхсканцлеру – «фюреру». Переход к тоталитарному государству завершен.
Все свершилось за несколько месяцев. Причем никакого организованного отпора «фюрер» не встретил. Напротив, поддержка режима росла в той мере, в которой падала безработица. Вот это, наверное, и есть основная вина немцев в том далеком 1933 году: они променяли гражданские права и свободы на мнимую политическую и экономическую стабильность.
Ради этого они безропотно согласились на систематическое притеснение, а потом и уничтожение целых групп населения. Своими силами избавиться от Гитлера немцы так и не смогли. Поэтому и крах «третьего рейха» 8 мая 1945 года был запрограммирован ещё 30 января 1933 года.
Какие уроки можно извлечь из того, что произошло в Германии 80 лет назад? Большинство историков склоняются к тому, что главных – два. Во-первых, не бывает демократии без демократов. Ввести демократию указом невозможно. Ей надо учиться – снова и снова. Во-вторых, демократия должна уметь защищать себя. Толерантность – одно из главных её достоинств. Но граница толерантности проходит там, где под вопрос поставлено само существование демократии. Данный вопрос не подлежит обсуждению.
По материалам информационного агентства nr2.ru 
