Известный актёр театра и кино, заслуженный артист России Владимир Конкин несколько лет назад начала писать и издавать свои книги.
- Владимир Алексеевич, когда вдруг знаменитого артиста потянуло к листу бумаги и перу?
- Кто его знает — вдруг ли? Может, гены проснулись: я ведь потомок известного русского книгоиздателя, щедрого мецената Александра Смирдина, которому 1 февраля этого года исполнилось бы 219 лет. Я с младых ногтей обожал Пушкина. И, должен заметить, прозу даже больше, чем стихи. Потому что такой сжатый, ёмкий слог, потрясающий совершенно… Александр Сергеевич создал тот русский язык, которым сегодня некоторые из нас владеют. Говорю «некоторые», потому что то, как язык данный сегодня используется, назвать его русским мой язык не поворачивается. Не говорю уже о музыке русской речи. Я данную музыку ощущаю.
В детстве у меня был порок сердца, приходилось отказываться от шумных игр, беготни, и меня очень рано научили читать.
В обширной домашней библиотеке сохранились даже экземпляры, какие держал в руках Пушкин. Он был рядом со мной, живой не только книгами. Было ощущение его присутствия от того, что на домашнем бюро тикали дорожные часы Александра Сергеевича, какие оказались в доме Смирдиных и, несмотря на войны, революции и прочие пертурбации, сохранились. Теперь они у меня и помогают мне жить.
- Как правило, первая книга у начинающих писателей во многом автобиографична. А ваша «У жизни есть начало»?
- Упаси Господь. Я всю жизнь веду дневники, потому что папа, который желал, чтобы я научился грамотно писать, говорил: надо писать дневники и письма. Что я и делал. Давно уже не могу без какой-то строчки ежедневной, утром или вечером, в ночное время глубокой. Это всё впечатления, которых по жизни было очень много — и отрадных, и не очень. Тем Не Менее в книге я не использую никаких фрагментов из дневников.
- Кому адресована эта книга, за которую вы получили премию имени Антона Дельвига «Литературной газеты», представляя которую главный редактор этого популярного издания Юрий Поляков сказал, что автор обладает редким даром возвышать сердца?
- И юным, и взрослым. Она состоит из нескольких разделов. В одном из них рассказы, посвящённые детям. Много моих собственных впечатлений, тем не менее сказать, что это было конкретно со мной, я не имею права. Есть и обращённое ко взрослым.
- В том числе глава про Жеглова, про «Место встречи»…
- Это не глава про Жеглова. У меня там большая статья «Высоцкий. О времени, о нас, Или 10 лет спустя». Я её написал 20 с лишним лет назад, в своё время желал опубликовать в «Советской культуре», потом в «Юности», тем не менее не случилось. Потому что там желали именно кусочки и именно про Высоцкого. А мне не надо, потому что эта статья не о Высоцком, не о Конкине, не о Говорухине. Это статья композиционно выстроенная — срез времени, в котором мы жили тогда. Конец 70-х — начало 80-х годов — достаточно интересная эпоха. Чем дальше она отдаляется, тем становится интереснее. А для многих молодых людей совершенно непонятная. И через данный «винегрет некой жизни» я пытался вычленить главное, показать своё отношение к тому, что же такое Высоцкий во всём этом контексте.
- Вы даёте свои собственные оценки времени и людям, пытаясь развеять сложившиеся мифы?
- Отнюдь. Во-первых, брать на себя ответственность что-то рассеивать — это прерогатива не моя. Если бы я изображал из себя политикана, то, наверное, занимался бы этими глупостями. У меня же совершенно другие интересы в жизни. Так как я всё-таки актёр профессиональный, уже 45 лет этим занимаюсь, я знаю природу человеческой натуры, как мне кажется. Возможно, я слишком себя переоцениваю. Тем Не Менее, с другой стороны, не может быть иначе, если ты профессионально чем-то занимаешься. Что такое создать образ? У тебя в голове хранятся мысли, впечатления, как в сундучке у Плюшкина всякие там гвоздики, какие-то тряпочки.
И ты извлекаешь их, когда происходит некое осмысление. Помните ахматовское: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда...». А у меня выросли прозаические строки из жизненных впечатлений.
- Вы пишете не только о современниках. Почему вдруг о Чаадаеве, Гоголе, Паганини?
- Да вовсе не вдруг, а потому что за моим столом — в моей памяти — и Чаадаев, и Гоголь, и Паганини. Я — актёр, и то, что пишу — это моя драматургия, мой театр. Многие вещи, естественно, как бы выдуманы, тем не менее поверьте мне, я ни на йоту не отошёл от сущности характера тех, о которых пишу...
- Увлекаетесь историей?
- С молодости имею склонность к историческим книгам. В 17-18 лет мне хотелось понять себя, окружающее и окружающих через былое. Потому что меня многое не устраивает, многое не нравилось. Прочитал книгу из серии «Жизнь замечательных людей» о Петре Яковлевиче Чаадаеве буквально запоем. С его «Философическими письмами» был незнаком, а только слышал, что они существуют. Тем более что переиздания «Философических писем» Чаадаева на самом деле не было в Советском Союзе. Было напечатано одно письмо, которое, кстати, и явилось поводом, чтобы объявить его сумасшедшим. В России всегда очень трудно было при жизни быть известным и никого не раздражать. Я на себе это испытал. Так вот о Чаадаеве. Блестящий гусар, кутила, Пётр Яковлевич знал три языка, читал в подлиннике философические французские, немецкие трактаты. И, вернувшись из Европы «в немытую Россию», вдруг написал это первое философическое письмо. Письмо, кстати, женщине. Такую нашёл форму. Современный читатель ничего особенного в нём не найдёт. И не обратит внимания на строку, позволившую объявить Чаадаева, по сути, сумасшедшим. В ней он делает вывод, притом очень осторожный, я бы сказал, деликатный, тем не менее очень жёсткий по сути своей, что у России никогда ведь не было прошлого. Нынешний день дурён, а будущий не предвидится.
- В книге вы делитесь своими представлениями о жизни?
- Да, это беллетристическая субъективность. Вообще нормальный автор и должен этим заниматься. Я не собираюсь заниматься компиляцией, создавая что-то «своё» из девяти, двадцати книг. Терпеть этого не мог. Чаадаев и прочие персонажи дали повод для размышления, для некоего философического осмысления своего одиночества. Потому что основную часть жизни проводим наедине с собой. И если есть мозги и они развиты, то в общем-то это не совсем скучное занятие — быть самим собой.
- О выдающихся людях прошлого сказано достаточно. Вы задались целью сказать о них что-то новое? О Гоголе, например…
- Всегда можно придумать такую ситуацию, которая раскроет человека по-новому. Я увидел нашего гения в святых местах, по которым он прошёл первый раз с миссией. Он приплыл на корабле, а потом пешком дошёл до Яффы — крошечного порта. И испытал потрясение в храме Гроба Господня. Он там целые сутки пробыл.
Гоголь привлекает меня тем, что во всех неудачах обвиняет только себя. Я люблю таких людей. Уникальнейший совершенно знаток русской словесности, поэтики, без чего не написать бы о птице-тройке.
- При поддержке «Литературной газеты» вышли книги «Берлинская лазурь» и «Пушкин знает…». О чём они?
- В них вошли публицистические и художественные произведения, опубликованные в разное время в газетах и журналах, рассказы и сказки.
- Вы с великими проводите, наверное, большую часть свободного времени. Почему?
- С ними хорошо. Рядом с ними становишься сильнее. Тебе не нужны два «мерседеса», личный самолёт с надписью «Алла», «Петя», или «Вася». Чванство и барство проходит мимо тебя. Ты открываешь в себе глубины, и тогда внешняя помпа просто смешна. Одна зрительница после творческого вечера сказала, что с удовольствием открыла для себя писателя Конкина. Значит, я на правильном пути… А поставили меня на него великие. А одна древняя бабуля, дочка первых русских эмигрантов в Америке, сказала: «Ведь вы проповедник русской словесности. Господи, как вы владеете русской речью!
Я думала, что никогда уже больше её не услышу так, как слышала в Смольном институте моя мама». От этих слов я зарыдал и упал перед ней на колени… Когда тебе в глаза говорят такое, чувствуешь, что у тебя крылья, и начинаешь ими не просто трепетать, махать, а ты летишь, и нет ощущения, что ты Икар, который вот-вот упадёт.
Людмила ОБУХОВСКАЯ.
По материалам информационного агентства Крымская правда 
