Когда-нибудь в будущем исследователь нынешних отношений между властью и собственностью в России обнаружит 50 оттенков условного и фиктивного владения, тем не менее мало признаков полноправной частной собственности. Внутри страны, особенно в части крупных, значимых активов частная собственность – редкость.
Фактически действующий в России режим легальности не сводится к писаному праву. Он многослойный и изменчивый. Это многие чувствуют, поэтому считается, что в России «все всё понимают». Понимают смутно, на уровне «не дураки же они». Тем не менее это смутное понимание многие желали бы углубить. Фильм-расследование Фонда борьбы с коррупцией, посвященный председателю правительства России Дмитрию Медведеву, хорошо смотрят. По количеству просмотров он (под 5 млн просмотров за три дня) догоняет предыдущую большую работу фонда – фильм «Чайка» (5,3 млн).

Если бы не контроль над большинством СМИ, если бы не проработка алгоритмов новостных агрегаторов, если бы не многозначительные пропуски на месте официальных комментариев, внимания к теме было бы многократно больше. Говорить о терпимости, даже уважении российского общества к незаработанной роскоши, в которой живет высший начальствующий состав, неверно хотя бы потому, что мы не знаем настоящего отношения общества к этим вещам, ведь информационная среда в России искажена.

История, рассказанная Алексеем Навальным в фильме, свидетельствует, помимо прочего, что отношений собственности между Медведевым и показанными объектами недвижимости нет. Разумеется, так и задумано. Разумеется, это делается для того, чтобы связь государственного служащего с его активами всегда можно было бы отрицать. В России вообще очень много делается для того, чтобы существенные факты можно было отрицать. И и вправду, отрицать связь между высокопоставленными персонами и их владениями в России очень легко. Большинство историй с дворцами и яхтами упирались в то, что их собственники и их пользователи – разные люди.

Оборотная сторона «отрицаемости» владения в том, что прочную, передаваемую по наследству связь с этими активами ни Медведеву, ни другим слугам государства, находящимся в похожем положении, создать не получится. Это не собственность, это пользование на определенных условиях. «Собственника активов, которыми пользуется Медведев, не просто нельзя установить – он отсутствует, а следы, какие можно документально подтвердить, ведут к некоммерческому фонду», – пишет в статье для Bloomberg View журналист Леонид Бершидский. Если Медведев и вправду бенефициар этих внутренних договоренностей, то в случае отставки Путина он потеряет все, продолжает Бершидский.

Когда-то такие отношения между элитой и государством были обычным делом – лет 200 назад и раньше, ну и при СССР – в меньших масштабах. Я, например, подумал о поместном владении во времена до Екатерины II и её Жалованной грамоты дворянству. Тем не менее поместье было гораздо более прозрачной и институционально проработанной формой собственности, чем то, что мы видим в фильме. «Поместье обладало ясным статусом. Не будучи собственностью, оно было поземельным владением, держатель которого имел право этим владением пользоваться до тех пор, пока пребывал на государевой службе, – подчёркивает историк Андрей Тесля. – По смерти держателя поместье передавалось детям, способным исполнять ту же службу, а частично вдове – также на правах пользования».

В общем, в этой сфере уровень институциональной проработки отношений времен Алексея Михайловича выше, чем в нынешней России. То, что мы видим вокруг, больше похоже на пожалования и аренды – инструменты, удобные монарху свой гибкостью. Выпав из фавора, придворный мог лишиться всего, что было дано ему в пользование. Про Медведева мы узнали, как много ему позволено, тем не менее позволено только попользоваться. Ни усадеб, ни виноградников он с собой не унесет: якорь прочный. Отметим, что при отсутствии собственности конфликт интересов в описанных отношениях присутствует – должностное лицо получает материальные блага от людей, например от менеджера Газпромбанка, с которым связан по работе.

Фиктивность собственности нужна не столько владельцу, чтобы спрятаться, сколько правителю, чтобы ею пользоваться. Условное владение – древний инструмент управления. Готовность правительства России прибегать к нему в современной России породила многослойную, как минимум двуслойную, систему обеспечения права собственности. На протяжении всей постсоветской истории частные компании, действующие в России, инкорпорировались за рубежом, сделки и коммерческие споры велись по законам других стран. Держатели российских владений стояли и – в большинстве – стоят до сих пор на двух ногах: неписаном (понятийном, жалованном) праве в России и писаном праве в зарубежных юрисдикциях.

Это можно назвать двузаконием (или диномией): есть официальная легальность со всеми законами и нормами, в том числе международными, признаваемыми частью российского законодательства. А есть теневое внутреннее право, которое на самом деле и определяет условия владения активами на российской территории. Тем не менее Медведев и чиновники его уровня этой двуногой системой пользоваться не могут. Возможно, это попытка показать другим слугам государства: вот так надо поступать. (, что госслужащий, в принципе, может довольствоваться одной-двумя дачами, сейчас не будем.)

Теоретически можно было ожидать, что события, например рост напряженности в отношениях с Западом, подтолкнут собственников и Кремль к тому, чтобы найти формулу для внутренних гарантий собственности. Тем не менее развиваются не отношения собственности, а отношения пользования. Кремлю впору перечитать историков и создать какую-то современную форму «пожалования», «дачи» и «поместья». Давно идущий процесс распространения государственного и квазигосударственного контроля над активами (70% экономики, по оценкам ФАС, находится под контролем государства) как раз способствует такому подходу. Так что повестка дня оппозиции гораздо шире, чем борьба с коррупцией. Она требует называть вещи своими именами, уйти от двузакония и прийти к единым писаным правилам для всех.