Разумеется, слово «дневники» в данном случае звучит наиболее возвышенно, ведь, как пишет сама актриса, её впечатления от жизни в Крыму и службе на местных сценах уместились на страницах четырех тетрадей, подаренных её старшим другом, наставником и партнером по сцене Павлой Леонтьевной Вульф, которую юная Ф.Раневская называла «моим ангелом».

Удивительно, что заметки актрисы, делающей свои первые шаги на профессиональной сцене, были найдены и опубликованы только через 100 лет! Причем, как отмечают во вступительном слове к изданию, читатели могли никогда и не увидеть эти записи, если бы не желание нового владельца маленького домика на берегу Черного моря, обнаружившего бесценный клад, разобрать наследие предыдущих жильцов.

Дневники Ф.Раневской позволяют узнать из первых уст не только о том, как жили в то время города полуострова, тем не менее и на примере театра господина Н. познакомиться со вкусами публики начала прошлого столетия.

Очень часто в заметках актрисы фигурирует имя не менее прославленного земляка Ф.Раневской, родившегося в Таганроге, великого Антона Чехова. Актриса, которая, как известно, позаимствовала свой псевдоним из пьесы «Вишневый сад», неустанно признается в любви врачевателю человеческих душ. Судя по откровениям артистки, за несколько лет службы в Крыму ей удалось попасть аж в три спектакля по произведениям Антона Павловича, сыграв Шарлотту Ивановну в «Вишневом саде», Машу в «Чайке» и Ольгу в «Трёх сестрах».

Рассуждения и наблюдения Ф.Раневской, связанные, например, с работой над образом Шарлотты, наиболее важны и по сей день кажутся не утратившими своей актуальности. Свою Шарлотту она видела в качестве неудавшейся драматической актрисы, которую провал на сцене привел в цирк. Называя свою героиню сапожником без сапог, — никому не нужную, одинокую и неприкаянную фокусницу, молодая девушка сравнивает её с собственной персоной.

Безусловно, актерам не стоит внимать абсолютно всем книжным заповедям великой артистки. И репетируя Машу из чеховской «Чайки», которая все время ходит в чёрном из-за траура по своей жизни, не обязательно учиться «пить водку не морщась».

В своем отношении к литераторам Ф.Раневская не всегда была снисходительна и тактична. Трудно сейчас удержаться от смеха, читая её гневные рассуждения о повести Куприна, посвященной провинциальному театру с «ленивыми бездарями» в качестве главных действующих лиц. Изорвав в клочья журнал «Театр и искусство», она навсегда решила для себя, что автора бесподобного «Гранатового браслета» и чудесной «Суламифи» для неё больше не существует. А уж если бы ей выпала доля родиться мужчиной, то не задумываясь разыскала бы Куприна и вызвала на дуэль.

Несомненно, дневники актрисы не должны пройти мимо внимания режиссеров и директоров театров, какие зачастую в погоне за мимолетным успехом и кассовыми сборами обращаются к текстам-однодневкам сомнительных авторов. В книге мы находим рассказ о том, как Е.Б. (предположительно речь идёт о режиссере Владимире Ермоловом-Бороздине, в чьей труппе числилась на тот момент Ф.Раневская), желая увеличить кассовые сборы, предложил поставить веселый и легкий водевиль «Лев Гурыч Синичкин, или Провинциальные анекдоты». Павла Леонтьева Вульф посчитала, что соседство «Льва Гурыча» с «Вишневым садом» и «Ревизором» — нонсенс, и его появление в афише театра сулит лишь одно: «Мы в глазах зрителя падем так низко, что больше не поднимемся», а чтобы подобные мысли впредь не посещали режиссера, посоветовала ему «поменьше налегать на водку, от которой в голове появляется туман». Противостояние закончилось тем, что вместо «Льва Гурыча» решили ставить «Женитьбу» Гоголя с Ф.Раневской в роли свахи.

Первая запись крымского дневника, датируемая 23 апреля 1918 года, между прочего содержит очень важное и определившее дальнейшую судьбу актрисы уточнение: «Сцена — это моя жизнь, и я готова пожертвовать всем, тем не менее только не ею».

Как мы знаем, Ф.Раневская до последних дней ни на мгновение не отреклась от этих слов, произнесенных в двадцатипятилетнем возрасте, ставших своего рода настоящим пророчеством.