Противник отчаянно стремился раздавить «ядовитые большевистские гнёзда» в Спартановке и Рынке, сбросить гороховцев в Волгу. Немцы непрерывно атаковали, скрытно маневрировали своими силами, создавали ударные группировки то на одном, то на другом участке линии соприкосновения сторон, массированно применяли штурмовую авиацию и танки. Выстоять в таких условиях на ограниченном пространстве, приковать к себе противника, будучи с трёх сторон в окружении, имея позади широкую водную преграду, — искусство высшей военной пробы. При этом оборона группы Горохова всё время носила активный характер, враг непрерывно находился под нашим сильным, грамотно организованным огневым воздействием. Он систематически подвергался контрударам, не раз гороховцы и сами наступали на врага.
За три месяца непрерывных оборонительных боёв командование, штаб группы Горохова, бойцы и командиры показали, что на этом участке фронта они не только не уступают немецкой военной машине, тем не менее и превосходят её — идейно-политически, организационно, кроме того в новаторском подходе к военному делу, искусству побеждать в труднейших, казалось бы, даже безвыходных ситуациях.

20 километров траншей

Обычно пишущие о сражении в Сталинграде дают понять, что бои шли в развалинах, между руин, что обзор был ограниченным. В силу этого штурмовую группу называют едва ли не универсальным средством уличного боя. Тем не менее в группе Горохова дела обстояли иначе. До начала боёв Рынок и Спартановка имели 1100 домов деревянного типа. И только пять зданий были кирпичными. Теперь же улицы в этих посёлках остались лишь на командирских картах и планах. Кварталы превратились в пустыри, просматриваемые вдоль, поперёк и сверху донизу. Лишь под волжской кручей можно было укрыться от всепроникающего взгляда противника, тем не менее не от «рамы». Серьёзно укрыть войска от наблюдения не могли и лесопосадки в так называемом Зелёном кольце, начинавшемся от Спартановки и Сухой Мечётки. В полупустынном климате деревья были чахлыми, невысокими (2—3 метра), с непышной мелколистной кроной.

Пришлось войскам основательно закапываться в землю. Отражая наступление врага, бригада Горохова несколько раз перестраивала систему обороны с целью глубокого эшелонирования и устройства противотанковой защиты. По этой причине оборона частей группы Горохова походила на обычную полевую оборону с траншеями полного профиля, блиндажами, ходами сообщений, ячейками для стрельбы, ротными опорными пунктами и противотанковыми районами на 10—12 сорокапяток и ПТР, составлявшими её основу. Оборона 124-й бригады была одноэшелонной (все три батальона — в линию). Широко манёвра из глубины не проведёшь. На отдельных участках имелись две траншеи, в районе Рынка — три траншеи. В резерве комбригу удавалось иметь одну стрелковую роту и роту автоматчиков. Наша оборона имела десятки запасных позиций, более сотни укрытий, было оборудовано две-три дюжины наблюдательных пунктов. Это дало возможность всё время менять огневые позиции и пункты управления.

Всего же на участке группы Горохова обе бригады отрыли 20 километров траншей и ходов сообщений полного профиля. Оборона в группе отличалась высокой манёвренностью. Любой взвод, рота, скажем, с левого фланга на правый могла за час — час десять сманеврировать, не показываясь на поверхности. То же самое можно было проделать от волжской кручи до переднего края. По воспоминаниям Николая Георгиевича Иванова, замполитрука взвода связи 4-го стрелкового батальона, «работы по укреплению своих позиций шли всё время. На контрольном пункте строили блиндажи с перекрытиями из рельсов и шпал, разбирая железнодорожные пути. Копали ходы сообщений для узла связи между подразделениями и штабом батальона высотой около 1,7 метра. Самыми добрыми словами вспоминаю сталинградскую почву. Благодаря её особенной прочности отвесно вырытые стенки ходов сообщений и окопов не осыпались и не размывались дождями. Ещё мы рыли в стенках такие «печурки», куда складывали диски с патронами, бутылки с зажигательной смесью и гранаты. Земля не осыпалась».

Премудрости организации обороны бригадой Горохова заключались в том, что центральная часть территории её обороны, наиболее уязвимая при действиях бомбардировочной авиации противника, практически дела, оставалась безлюдной. Противник, не зная этого, продолжал, во многом безрезультатно, перепахивать своим огнём центр обороны, а гороховцы, их огневые средства оставались неуязвимыми.

После боя ни одно противотанковое орудие никогда не стояло на прежней огневой позиции (ОП). С наступлением темноты оно перемещалось на одну из запасных ОП. Противник же продолжал громить прежнюю ОП. Так же и миномёты. Как только появлялись признаки обнаружения противником огневых позиций миномётчиков, последние, будучи скрытыми от наземного наблюдения противника высоким берегом Волги, сразу же переходили на запасные ОП, не дожидаясь наступления темноты. Таким путём удавалось сводить на нет все усилия артиллерии и авиации противника. Именно эта близость переднего края обороны обеих сторон сдерживала командование противника применять авиацию по нашему переднему краю. Используя эту особенность своего положения, стрелковые роты, миномётчики, противотанкисты в передовых траншеях всё время занимались улучшением оборонительных позиций.

И, конечно же, следует особо отметить вклад бригадных сапёров в то, что район обороны 124-й бригады по праву казался врагу крепостью. Благодаря решающему вкладу сапёрной роты бригады была обеспечена устойчивость управления войсками через защищённость пунктов управления. На танкоопасных направлениях сапёры применили массовое противотанковое минирование, особенно между Рынком и Спартановкой. 17 ноября на плотно заминированных сапёрами улицах Рынка противник потерял много танков. Причём часть из них подорвалась в Рынке благодаря дополнительному минированию прямо в снег на вероятных танкоопасных направлениях. Любопытно, что при минировании местности у сапёров бригады в большом ходу были и бутылки «КС». Их выкладывали и маскировали на минных полях и рядом с ними. Немецкий танк, раздавив бутылки и намотав горючую смесь на гусеницы, оказывался в белом дыму, а его экипаж — ослеплённым. Это очень помогало артиллеристам противотанкового дивизиона и расчётам ПТР.

Не только танк — мышь не проскользнёт

После захвата врагом Центральной переправы города для группы войск Горохова, оборонявшейся севернее СТЗ, устройство собственных путей для эвакуации раненых, доставки боеприпасов и продовольствия в буквальном смысле слова стало вопросом жизни или смерти. Все воспряли духом, когда начали действовать наплавной пешеходный мост и три канатно-паромные переправы на острова Зайцевский и Спорный. Они были изготовлены сапёрами бригады из подручных средств, доставленных с завода.

Кроме непрерывного совершенствования и укрепления батальонных, ротных и взводных районов обороны, особое внимание в ротах уделяли огневому усилению, повышению плотности огня каждой стрелковой позиции. Очень действенным оружием у нас были ротные миномёты (небольшого калибра). У солдат в дополнение к стрелковому оружию имелись танковые и крупнокалиберные станковые пулемёты, автоматы и гранаты. Едва ли не у каждого солдата на его позиции в обороне находился солидный запас гранат и бутылок с зажигательной смесью, а кое-где ещё и внештатные миномёты, а также ружья ПТР.

Главный упор был сделан в обороне Горохова на организацию системы огня. К примеру, перед батальоном старшего лейтенанта В.Я. Ткаленко передний край так был переплетён всеми видами огня, что не только танк — мышь не проскользнёт. За время обороны в батальоне Вадима Ткаленко накопилось достаточное количество внештатных пулемётов. Произошло это во многом благодаря танковым пулемётам ДТ, которые обнаружили разведчики роты Бондаренко. Примерно в полутора-двух километрах от нашей первой линии окопов они обнаружили в блиндаже бесхозный склад таких пулемётов и патронов к ним. Ночами вооружение вытаскивали в своё расположение. Добытыми пулемётами по приказу штаба батальона поделились с другими ротами. Батальон Ткаленко имел на вооружении около сотни пулемётов различных систем и калибров — наши, немецкие, румынские. Боеприпасов для всех систем было достаточно. В роте Бондаренко к середине ноября (после двухмесячных ожесточённых боёв, постоянных бомбардировок и обстрелов врага) один пулемёт приходился на трёх бойцов. Только представьте себе плотность автоматического огня перед передним краем нашей роты!

Да и вообще, танковые пулемёты, «по наследству» перешедшие от ополченцев и заводчан в подразделения бригад Горохова и Болвинова, играли немалую роль в существенном увеличении огневой мощи даже небольших опорных пунктов в их обороне. Массированный кинжальный пулемётный огонь с близкого расстояния из неприметных бастионов в сталинградской земле, оживавших после самых беспощадных бомбёжек и обстрелов, был непременным гороховским «гостинцем» для атакующих немецких пехотинцев. «Вообще, дела развивались так, — вспоминал В.А. Греков. — Пехотинцев с винтовкой в бригаде становилось всё меньше, тем не менее всё больше гороховцы находили (разными путями) и ставили сплошной огневой стеной танковые пулемёты ДТ, противотанковые ружья, малокалиберные миномёты, а также трофейные пулемёты и автоматы».

Когда части группы Горохова оказались в окружении, то занимаемый ими район обороны составлял не менее восьми квадратных километров. Противотанковая артиллерия к этому времени занимала следующий боевой порядок: в боевых порядках 2-го стрелкового батальона справа располагались два взвода противотанковых ружей — 12 штук, 6 противотанковых орудий, два из них трофейные (на западной окраине Рынка). В боевых порядках 3-го батальона размещались взвод ПТР — 8 ружей, противотанковая батарея — 4 орудия. В глубине обороны 3-го ОСБ располагались два танка Т-20 с орудиями 45 мм, которые были восстановлены на СТЗ. Противотанковый резерв командующего группой состоял из одной батареи 45-мм орудий, взвода ПТР — 6 ружей, двух танков Т-34, которые также были восстановлены на Тракторном. Артиллерия калибра 76 мм и приданная артиллерия находились на островах и левом берегу Волги.

В представлении к ордену Красного Знамени командира отдельного истребительного дивизиона Александра Тимофеевича Карташова указывалось: «Хорошо организовал противотанковую артиллерию бригады и огонь противотанковых ружей. В итоге двухмесячных боёв за Сталинград истребительно-противотанковый дивизион подбил и уничтожил 19 танков противника,

2 бронемашины, 4 станковых пулемёта и один ручной, до 10 дзотов и блиндажей, до двух рот пехоты на автомашинах. Хорошая работа тов. Карташова содействовала тому, что танки противника ни разу не смогли прорваться сквозь оборону бригады».

Владеть оружием до автоматизма

Начали подготовку достойных участников Сталинградской битвы ещё в Башкирии. Отдельный истребительный дивизион 124-й бригады формировался там, на башкирской земле. Там были истоки будущего мастерства противотанкистов, закалялись их характеры и воля, ведь они всегда — в гуще боя, всегда — на прямой наводке. Тогда, в первой половине 1942 года, в стране был недостаток вооружений. Сейчас, возможно, для некоторых покажется странным, просто неправдоподобным, тем не менее в действительности в то время оружие получали только те, кто уходил на фронт. Пришлось отсутствовавшее вооружение заменять самодельным деревянным. Затея по изготовлению и использованию учебного деревянного оружия себя целиком оправдала. Это дало возможность, «не ожидая с моря погоды», начать сколачивать подразделения и расчёты, обучать их тактике ведения боя с танками врага.

Командир 45-мм противотанковой пушки Григорий Васильевич Зорин попал в дивизион с Дальнего Востока. Он вспоминал: «Мне, командиру танка Т-26, в те суровые годы пришлось служить в Красной Армии на Дальнем Востоке. До конца службы оставалось два—три месяца, готовились к увольнению из армии. Нападение фашистской Германии застало нас на тактических учениях. Многие выразили готовность добровольно ехать на фронт сражаться. Тем не менее оставить танки без экипажей было нельзя, по этой причине с каждого танка отобрали лучших командиров, прослуживших три года, заменив их механиками-водителями. Мы влились в сборный эшелон военнослужащих из разных родов войск, который двинулся на запад. Шёл разговор, что в пути следования мы, танкисты, должны были получить матчасть (танки) в Челябинске. Тем не менее эшелон на быстрой скорости проследовал мимо Челябинска и Уфы. Выгрузились в районе Белебея. Мы, танкисты, в недоумении: как это танкистов оставляют в стрелковой бригаде, ведь мы прослужили в танковой части три года, знаем тактику действия танков в бою, другие специальные науки. Нам ответило командование, что танкисты знают уязвимые места танков, потому нас зачисляют противотанкистами. Так и стали мы гороховцами».

По прибытии 124-й бригады в Рязань наступил резкий перелом в обеспечении её вооружениями: они стали поступать последовательно, с небольшими промежутками во времени. В Рязани в бригаде повсеместно появился чуть ли не культ поклонения оружию. «Получив оружие, — вспоминал С.Ф. Горохов, — мы не теряли времени на топтание полей в районе расквартирования, а выходили на просторы в лес и прилегающие к нему обширные, малообитаемые поля, благодаря чему приблизили боевую подготовку к действительности. Части бригады уходили на 10—14 дней в леса под Рязанью, где жили в шалашах и вели усиленную боевую подготовку. Там проводили и тактические учения с боевой стрельбой. Это позволило бригаде получить хорошую тактическую и огневую подготовку».

Командир расчёта ПТР Василий Иванович Букреев писал в своих воспоминаниях: «Нас, молодых бронебойщиков, настойчиво учили отражению внезапно появившихся вражеских танков с тыла. Обращали внимание, чтобы мы умели в совершенстве владеть как ПТР, так и карабином, применять противотанковую гранату, бутылку «КС». Помню, в Рязани проводились бригадные учения. Мы были в обороне, разумеется, окопались в ожидании наступления условного противника. Вдруг на наши окопы «танки» пошли с тыла. «Танки» — гусеничные трактора. Они были старые, гусеницы все скрипят, половина башмаков на них отсутствует. Шуму от них было много. Идёт один такой «танк» прямо на меня, я испугался и убежал в сторону.

Подбегает ко мне наш ротный командир капитан Вовчук и кричит: «Это что получается, Букреев? Безоружного «танка» испугался?! А от вида настоящего ты сразу умрёшь?» Тогда я собрался с мыслями, беру в руки ПТР. Тем не менее «танк» уже движется дальше. Тогда беру противотанковую гранату (она была деревянная) — и вдогонку за трактором. Догнал его, бросил вслед гранату да и попал трактористу в спину, а трактор был старый ЧТЗ без кабины. Потом быстро вернулся в свой окоп. Вовчук смеётся и говорит: «Вот молодец, проявил находчивость, тем не менее в бою так не пойдёт». Он рассказал, как требуется действовать, куда именно стрелять из ПТР, куда бросать гранату или бутылку».

В промежуток времени пребывания в Рязани С.Ф. Горохов использовал свои старые служебные связи на Научно-испытательном полигоне Красной Армии в Щурове (Коломна).

Комбриг Горохов отправил туда для прохождения огневой подготовки миномётчиков (82 мм), автоматчиков и пэтээровцев, где они получили отличную огневую подготовку. Благо стрельбы на полигоне проходили с утра до темноты каждый день. О размахе огневой подготовки воинов 124-й бригады на Коломенском полигоне говорит то, что его командование дало согласие вести стрельбу на износ, совмещая со стрельбой по цели (частично). Благодаря неограниченному количеству боеприпасов при стрельбах на износ пэтээровцев, автоматчиков, миномётчиков бригады удавалось до автоматизма обучить владению этим оружием. «Мы отработали на «отлично» стрельбу по целям, — вспоминал С.Ф. Горохов. — Это нам здорово пригодилось на фронте. Я до сих пор благодарен командованию Научно-испытательного оружейного полигона Красной Армии в Щурове. Всё это позволило отлично подготовить бригаду (все части)».

В составе роты ПТР В.И. Букреев тогда также попал на военный полигон в Калугу. Он вспоминал: «Там дали ружья ПТР и стали учить стрелять по бронещитам. Я приготовился стрелять, ко мне подходят командир роты, политрук и с ними конструктор стрелкового оружия и ПТР В.А. Дегтярёв. Они дали мне советы, поправили ноги, сказали, что требуется держать ружьё плотнее к плечу: «Это тебе не карабин, так двинет, что метра на два тебя отбросит». Тут же при них я сделал первый выстрел, который был удачным. Потом они пошли к другим расчётам. Я выстрелил ещё десять раз без промаха. Тем не менее плечо долго ещё потом болело от сильной отдачи. После отстрела комроты Вовчук посадил нас в круг и стал знакомить с боевой противотанковой гранатой и бутылкой с зажигательной смесью, учить, как и где их применять. На полигоне мы многое познали, прикоснулись к боевому оружию».

На Коломенском полигоне было получено разрешение одну броневую плиту вывезти в Рязань. Она использовалась в дальнейшем обучении — для стрельбы по ней из противотанковых орудий. Технология была такая: плита крепилась на салазках и тросом перемещалась по полю, имитируя движущийся танк. Хорошая выучка противотанкистов и расчётов 45-мм орудия и ружей ПТР дала себя знать в первых же боях с немцами и явилась важным фактором устойчивости всей гороховской обороны.

В противотанковом дивизионе бригады довелось начать службу группе выпускников 2-го Ленинградского артучилища, окончивших 31 декабря ускоренный курс обучения. Между них был и Николай Алексеевич Сизов, ставший командиром 1-й батареи 45-мм пушек. По его воспоминаниям, поначалу пришлось немного поволноваться, поскольку лейтенанты были выпущены из училища командирами огневых взводов 122-мм пушек или 152-мм пушек-гаубиц, а тут вдруг — противотанкисты. Н.А. Сизов писал: «Тактика у противотанкистов совсем другая. Пушка должна всегда быть с пехотой. Порой для пехоты самое главное, чтобы был разбит пулемёт противника, лёгкие ДЗОТы, орудие на прямой наводке. Я уж не говорю о главном — об уничтожении танков. Первейшая фигура здесь — командир противотанкового орудия. И главное — это взаимодействие с пехотой. Ещё надо смотреть во все глаза днём и в ночное время и сохранить бойцов. Здесь необходима прямая наводка — стрельба в упор. Промах недопустим. После двух выстрелов, если не попал, то третий будет для тебя последним, тем не менее уже со стороны противника. Потому здесь лозунг главный: «С первого снаряда — в цель».

Буквально вгрызлись в волжскую землю

Быть всё время в бою, под огнём, на переднем крае ох как непросто! Об этом писал в воспоминаниях командир истребительно-противотанкового дивизиона Александр Тимофеевич Карташов. Его назначили ответственным за противотанковую оборону не только 124-й бригады, тем не менее и всей группы войск Горохова. Это был самый тяжёлый промежуток времени середины октября, когда немцы взяли СТЗ и с разных направлений наседали на группу Горохова. Карташов в мемуарах откровенно писал о своих переживаниях и непростых раздумьях: устоит ли наша оборона?

15 октября на рассвете гитлеровцы начали артиллерийский обстрел боевых порядков 2-го батальона в Рынке и по западной окраине Спартановки. Когда стало светло, над Рынком и Спартановкой закружились немецкие самолёты, весь район нашей обороны потонул в гуле разрывов, вое сирен немецких пикировщиков, свисте падающих бомб. В 9 часов утра в двух километрах от боевых порядков нашей пехоты и противотанковых средств с направления Латошинки и Жёлтого оврага в развёрнутом строю показалось до 25—30 танков и до трёх батальонов пехоты.

Тот бой продолжался несколько часов. Общими усилиями всех противотанковых средств мы сожгли и подбили 12 немецких танков. Тем не менее на этом схватка не закончилась. Немцы перегруппировали свои силы и вводили их в бой на различных участках группы (от батальона до двух полков пехоты с танками при поддержке артиллерии и авиации). Только за одно это сражение мы представили к правительственным наградам 18 отличившихся солдат, сержантов и офицеров. Потом немцы наступали ещё 17, 19 и 25 октября. Но все данные атаки были успешно отбиты. Фашисты, потерпев неудачу в своих попытках сломить сопротивление нашей группы и понеся огромные потери в живой силе и технике, не возобновляли атак до 17 ноября.

В письмах-воспоминаниях Николая Алексеевича Сизова В.А. Грекову передана атмосфера боевой работы 2 ноября 1942 года. Н.А. Сизов вспоминал, об обстоятельствах боя в Спартановке в тот исключительно тяжёлый день: «Я с командиром 1-го взвода находился на западной окраине Спартановки. Редкий день обходился без потерь. А как их восполнишь? Ведь пушка, хоть и маленькая, тем не менее требует минимум двух-трёх человек. Все расчёты действовали, обычно, вместе с расчётами ПТР, имели в запасе гранаты — ручные и противотанковые, бутылки с зажигательной смесью. Немцы днём и в ночное время вели беспокоящий огонь, охотились за каждым солдатом. Жизнь на участке обороны днём замирала — нельзя было поднять головы. Мы с нетерпением ждали ночи, чтобы поднести снаряды, принести скудную еду. Связь со штабом дивизиона существовала только через посыльных — иных средств у нас не было.

Противник нас просматривал насквозь — от западной окраины посёлка до самой Волги. Немцы засекли всё в нашей обороне — и стрелковые ячейки, и пулемётные окопы, и позиции противотанковых пушек и ПТР, и огневые позиции миномётов, и наши НП. А когда наступило очень трудное утро 2 ноября 1942 года, это послужило причиной того, что большинство огневых средств второго эшелона батальона было выведено из строя в течение одного-двух часов с начала боя. Над позициями батальона появились и как бы повисли в воздухе тучи самолётов противника, которые с низкой высоты сбрасывали на наши головы бомбы различных калибров, контейнеры с противопехотными гранатами. Всё перемешалось. Через некоторое время на нашу оборону обрушился артиллерийский и миномётный огонь такой силы, что стало темно, как в ночное время, запахло гарью, смрадом. Горело всё, что только могло гореть. Земля дрожала, разрывалась на части, ливень металла обрушился на бойцов батальона.

Противник перенёс огонь в глубину. Слева показались четыре танка и немецкие автоматчики. Послал посыльного с приказом открыть огонь по танкам. Прозвучало всего несколько выстрелов — и всё смолкло. Танки спрятались левее за домами, а пехота продолжила наступать. Прибежал посыльный — взволнованный, бледный, сказал, что весь второй расчёт погиб, а первый расчёт продолжает вести огонь, тем не менее снаряды на исходе.

Бешеный огонь немцев не прекращался. Решил лично узнать положение с орудиями. Бегом преодолеваю 150 метров вдоль окопов стрелков до второго орудия. По пути вижу развороченные окопы, убитых и раненых. Подбегаю к расчёту и вижу, что на месте землянки, где находился в укрытии расчёт, глубокая воронка с дымящейся землёй. У орудия тяжело контуженный орудийный номер, пожилой замковый. Он не шевелился, только моргал глазами. Орудие стоит накренившись, полузасыпано землёй и обломками, ящики со снарядами разбиты вдребезги. Огневики вместе со стрелками ведут огонь по немцам из ПТР, стрелкового оружия, отбиваются гранатами.

К вечеру штурм фрицами Спартановки стал утихать. Остатки защитников посёлка — пехота, противотанкисты, артиллеристы дивизиона 76-мм пушек — срочно заняли рубеж обороны у одной из окраинных улиц Спартановки. Данный рубеж проходил от бетонного мыска через Мокрую Мечётку по дороге на Рынок. Дальше немцам пройти не удалось. Весь личный состав от двух орудий вместе с шофёрами поместился в один стрелковый окоп. Вместе со мной остались 6—7 человек. Мы встали в оборону, вооружённые одним ПТР и карабинами. Положение наше было очень трудное: пушек нет, боеприпасов нет, продовольствия нет, людей — считанные единицы. Тем не менее в то же время, какие! До Волги оставались какие-то сотни метров, и данные бойцы и командиры буквально вгрызлись в волжскую землю, дрались за каждый её метр. Мы ожидали нового штурма на годовщину Октября. Тем не менее немец и сам выдохся. Как только Волга стала, к нам пришло пополнение, и дали боеприпасы. Мы воспряли духом: придёт ещё и на нашу улицу праздник!»