Обеденный перерыв каждый из ментов нашего городского УВД проводил по-разному. Кто проживал неподалёку от управления, тот, разумеется, обедал дома, в кругу семьи. Тогда почему-то не было принято брать с собой бутерброды и поглощать их за рабочим столом. Все шли в столовую. Их было много в городе, и идти до них несколько минут, передаёт «Крымское Эхо».
Тем не менее были и такие сотрудники, которые никуда не шли. Одни продолжали работать, другие собирались в каком-нибудь кабинете на общий перекур для пустого трёпа, не связанного с работой.
Так повелось, что друзья-товарищи собирались в моём кабинете. Он был находится на втором этаже, в длинном узком коридоре, первым слева. Справа в коридоре был только один кабинет — начальника отдела по политико-воспитательной работе.
***
Как-то во время одного перекура кто-то из ребят принёс игральные карты и предложил от нечего делать сыграть в какую-нибудь игру. Такое предложение прозвучало кощунственно. Нам, работникам милиции, категорически запрещалось не только играть в азартные игры, а даже ходить в различные увеселительные заведения типа ресторана. Считалось, что их посещали только проститутки и разные преступники, которых ещё не успели посадить в тюрьму.
Работник милиции, тем более коммунист или комсомолец, должен был беречь свой моральный облик. Уголовный кодекс предусматривал ответственность за азартные игры, с которыми боролись сотрудники милиции. В летнее время они патрулировали все пляжи и зорко следили за тем, чтобы кто-нибудь не вздумал сыграть даже в «подкидного дурачка».
А тут такое дерзкое предложение — и не от кого-нибудь, а от сотрудника милиции, который должен яростно бороться с этим злом, одним из капиталистических пережитков прошлого! Не могли же мы, советские люди, как передовое человечество в мире, с игральными картами в руках войти в коммунизм, который уже был неподалёку, тем не менее, правда, всё ещё за горизонтом.
Услышав такое дерзкое предложение, все на минуту замолкли, будто набрали в рот воды. Собравшиеся коллеги дружно втянули голову в плечи, представив, что случится, если руководство милиции и, не дай бог, советско-партийные органы, узнают о карточной игре в милиции, даже о самом разговоре о ней! У меня, секретаря комсомольской организации, побежали мурашки по спине.
Находившийся с нами начальник ОБХСС, он же парторг УВД, Павел Д. в лице стал серым. Он начал медленно пятиться к двери, делая вид, что ничего не слышал. Из присутствующих в кабинете он был на несколько лет старше любого из нас.
Тем не менее потом, видимо, в нём взыграла большевистская закалка быть в первых рядах всех начинаний. Он неожиданно вернулся к столу, потребовав от меня закрыть дверь на ключ. «Не будем дурью маяться в личное обеденное время. Проведём отведенный час на обед хоть с какой-то пользой. Дадим отдых мозгам, чтобы потом лучше работалось!» — провозгласил чуть ли не торжественно наш всеми уважаемый парторг.
***
Решили играть в кем-то предложенного «петушка», где козырными картами для взяток являются попавшие при сдаче два валета одной масти. При игре соблюдалась полнейшая тишина. Никто не должен был проронить ни слова, чтобы мы не были услышаны через тонкую деревянную дверь кабинета.
Игра заключалась в подсчитывании очков за счёт взяток. Играющий мог оказаться в плюсе или минусе. Если каждое очко обозначить какой-нибудь суммой денег, то в конце игры кто-нибудь из нас, записывающий очки каждого, объявлял, кто сколько проиграл или выиграл. При тщательном и точном записывании баллов вся сумма очков игроков с плюсом точно соответствовала сумме минусов проигравших участников игры.
Сначала мы играли, как говорят, на интерес, без денег. Тем не менее аппетит приходит во время еды. Стали играть на деньги. Заранее договаривались, во сколько оценится одно очко. Мы не были игроками-профессионалами, игра не служила для нас заработком, по этой причине цены баллов не накручивались.
Было договорено сразу проигравшим не рассчитываться. Всё-таки у нас была небольшая зарплата, которую надо было нести домой. По этой причине на карманные расходы менты не так уж много оставляли денег. Получку нам выдавали раз в месяц, каждого двадцать первого числа. Играли от получки до получки.
Каждый раз в конце игры на заготовленных клочках бумажки играющий записывал сумму денег, которую выиграл или проиграл, и ставил свою подпись. Клочки бумаги мы пафосно называли векселями. Играющие могли меняться векселями друг с другом, погашая таким образом долг в проигрыше. Оставшиеся непогашенные векселя хранились у меня в сейфе.
Двадцать первого числа производился полный расчёт согласно суммам, указанным в векселях. Когда не хватало денег, нас выручало выдаваемое в большом количестве вещевое довольствие в виде добротных хромовых сапог, ботинок и отрезов для пошивки верхней форменной одежды. Продавали на рынке через знакомых барыг.
***
Все вели себя честно, по-джентльменски, за исключением одного нашего друга — Славы Т., старшего опера ОБХСС. Очень он не любил отдавать картёжные задолженности. Дошло до того, что решили его не допускать к игре. В новый раз мы собрались без него, закрыли двери на ключ и стали играть. Он подошёл к двери и забарабанил в неё со всей дури так, что грохот раздавался по всему УВД.
Чтобы не привлекать внимание любопытных, мы вынуждены были его впустить, взяв слово, что он будет в дальнейшем честно расплачиваться с долгами. Славик, разумеется, поклялся всеми святыми, лишь бы его не исключали из нашей компании. Дальше время показало, что он нарушил своё слово, что привело к определённым нежелательным последствиям.
Любая игра, хотите вы того или нет, обязательно вызывает в человеке азарт, вбрасывающего в кровь много адреналина. При игре на деньги азарт возрастает в несколько раз. Начинают возникать споры и недоразумения даже по малозначительному поводу, а это обязательно отражается на личных взаимоотношениях. Я окончательно убедился в том, что азартные игры ни к чему хорошему не приводят. Нередко у человека проявляются такие отрицательные качества, которые никогда за ним ранее не замечались
***
Обет молчания во время игры всё же был нарушен. Забыли о том, что мы занимаемся тем, чем не имел права заниматься ни один мент, тем более коммунист или комсомолец. Порой разгорался спор, который явственно был слышан в коридоре.
Тогда придумали страхование. На столе во время игры обязательно стояла шахматная доска с расставленными фигурами. Если кто-то настойчиво стучал в закрытую дверь, из-за которой раздавались наши возбуждённые голоса, мы быстро прятали карты, а два человека садились за шахматную доску, обхватывали голову руками, глубокомысленно закатывали глаза, показывая всем видом, как тяжело думать над очередным ходом.
Остальные окружали игроков-шахматистов со всех сторон и наигранно спорили по поводу развернувшейся баталии в древней игре. Если на пороге появлялся кто-или из руководства УВД, мы чуть ли не хором объясняли, что два заядлых зубра-шахматиста в обеденный перерыв решили выяснить при помощи мудрой игры, кто из них сильнейший.
Вечером проигравший угощал болельщиков бокалом пива. Такое объяснение вполне устраивало любого любопытного, среди них и начальство. Нас просили во время шахматного турнира вести себя тише. Когда незваный гость уходил, мы продолжали доигрывать картёжную партию, отложив шахматную доску в сторону.
***
Тем не менее мы чувствовали, что надвигается гроза. Уже многие сотрудники знали, как в обеденный перерыв мы развлекаемся, отдыхая довольно своеобразным образом. Некоторые слёзно просили допустить к игре. Мы не желали расширять круг играющих. Уже подумывали о том, куда перенести нашу игру, чтобы можно было себя спокойно ощущать, не прислушиваясь к каждому шороху за дверью. И, может быть, ещё какое-то время продолжали бы только рассуждать об обязательном переносе места проведения азартной игры, если бы не один случай, который заставил нас перестать играть в карты в здании УВД.
Тем не менее это другая история, о которой стоит поговорить отдельно…
Игра в карты прекратилась
Мой рабочий кабинет был небольшим. Обычно стол ставят так, чтобы свет падал слева из окна. В кабинете окно было расположено прямо напротив входной двери. Стол я поставил перед окном, сидя к нему спиной. Дверь была однопольной, тонкой. Над дверью на высоте более двух метров красовались две небольшие остеклённые фрамуги.
Кабинет располагался по коридору первым слева на втором этаже, где вела небольшая деревянная скрипучая лестница. Я всегда слышал, как кто-то спускался или поднимался по ней. Когда несколько сотрудников и я стали играть в карты в моём кабинете, то нас устраивало именно то, что мы слышали, как кто-то поднимается по лесенке, очень скоро оказываясь у моих дверей. Тогда играющие, затаив дыхание, ждали, когда поднявшийся пройдёт мимо двери.
После этого игра возобновлялась.
Учитывая нашу конспирацию, через какое-то время многие коллеги знали или догадывались, что мы в обеденный перерыв играем в карты. Руководство городского отдела милиции ни разу не предъявило нам каких-либо претензий, и нас это расслабило и успокоило. Будучи уверенными в том, что до начальства не дошла компрометирующая нас информация, мы продолжали играть в моём кабинете, подумывая о переходе на другое место, чтобы спокойно себя ощущать, не прислушиваясь к каждому шороху за дверью.
***
В тот день в обеденный перерыв в кабинете, как правило, собралось шесть человек. У всех было хорошее настроение. На столе стояла шахматная доска с расставленными фигурами для имитации игры в случае необходимости. Я сидел на своём рабочем месте, а мои товарищи — вокруг приличных размеров рабочего стола.
Дело подходило к окончанию обеденного перерыва, потому нам надо было с игрой закругляться. Старались не шуметь. Работали не языком, а руками, перебирая карты.
В какой-то момент я почувствовал, что кто-то на меня пристально смотрит. Подумал на партнёров, всматривающихся в меня, чтобы по лицу понять, какими располагаю картами, хорошими или плохими. Оказалось, что никто не обращает на иных никакого внимания. Каждый занят своими картами.
«Что за чёрт?!» — думал я, продолжая ощущать на себе взгляд. Когда я поднял глаза, то в одной из фрамуг увидел расплющенный о стекло нос заместителя начальника отдела по оперативной части подполковника милиции Стебловского Н.Д.
От неожиданности карты у меня выпали из рук. Оказалось, что Николай Дмитриевич взял с собой оперативного дежурного и его помощника, приказав им прихватить стул, с которым осторожно подобрались к двери. Приставив стул спинкой к двери, он влез на него, попросив дежурного и помощника крепко держать его за ноги.
Когда увидел, что я его заметил, неловко спрыгнул, завалившись боком на пол и подвихнув ногу. На весь коридор раздалась серия крепких словцов. Отлетевший стул больно ударил по ноге дежурного, отчего тот взвыл не своим голосом, подавая тем самым нам сигнал тревоги. Без травм оказался один помощник дежурного, потому, что он успел отскочить в сторону.
***
Когда я засёк наблюдавшего за нами Стебловского, то прошептал ребятам, что за нами следят в окошко фрамуги. Все быстро собрали карты в колоду, отыскав место, куда можно было её спрятать. Два сотрудника сели за шахматную доску, склонившись над фигурами. Остальные на стук в дверь с требованием немедленно открыть её, дружно стали возмущаться тем, что кто-то от нечего делать не даёт в личное время спокойно играть в шахматы.
Ворвавшийся в открытую нами дверь хромающий Стебловский с красным перекошенным лицом от злости и боли в ноге стал обыскивать при помощи дежурного наряда каждый уголок моего кабинета. Все игроки вывернули карманы. Были тщательно проверены оба отделения моего сейфа, забитого уголовными делами. Карт нигде не было.
На Стебловского было жалко смотреть. Он явно был в растерянных чувствах и не знал, как вести себя дальше. А тут ещё парторг Павел Д. с гневом в голосе, тяжело дыша, пафосно заявил, что он очень недоволен, что некоторые товарищи перепутали карты с шахматами, делая из него, коммуниста, картёжника-шулера. Он готов пойти в горком партии и жаловаться на незаслуженное оскорбление.
Дежурный наряд, который не видел, как мы играли в карты, не найдя их, был уверен в том, что Стебловский и вправду что-то напутал. Им было явно стыдно перед нами за то, что они участвовали в ничего не давшем обыске.
***
Очень скоро в коридоре стали раздаваться многие голоса. Это сотрудники возвращались с обеденного перерыва, направляясь в свои кабинеты. Потому, что моя дверь была раскрыта настежь, то многие заглядывали в кабинет с одним и тем же вопросом: что случилось — догадываясь о причине нахождения в кабинете взволнованного Стебловского и дежурного наряда.
Кто-то в шутку сказал, что Николай Дмитриевич обеденный перерыв, видимо, использовал для игры в шахматы и проиграл. Потому очень расстроился. С серьёзными лицами советовали завтра взять реванш у обидчика.
Николай Дмитриевич пришёл в себя, одёрнул пиджак, стёр ладонью обильно выступивший пот на лысине и ставшим сиплым голосом артиста-трагика произнёс клятву, что всё равно нас, супостатов, поймает за игрой в карты. Тогда разговор будет другим.
Он резко взмахнул рукой и, сильно прихрамывая, вышел из кабинета, не забыв вновь сказать пару крепких слов. Дежурный наряд, понурив голову, поплёлся вслед за ним.
***
Посовещавшись, решили больше в управлении в карты не играть, чтобы не нарваться на крупную неприятность. Понимая, что не избежать беседы с начальником ГОВД полковником милиции Владимиром Филипповичем Киселёвым, решили сами пойти к нему, направив от участников игры в карты представителей — меня, комсорга и парторга Павла Д., действуя по золотому правилу: лучший способ защиты — это нападение.
Мы не знали, чем может закончиться неожиданный визит заместителя начальника отдела, которого все мы очень уважали как отличного оперативника с большим стажем серьёзной милицейской работы и к тому же незлобивого старшего товарища по службе.
Между прочим, мы всё же искренне были рады, что Стебловский лично взялся за нас, игроков. Он своевременно прервал нашу бурную азартную игру на рабочем месте в обеденный перерыв. Информация о грубом нарушении нами служебной дисциплины не успела выйти за пределы ГОВД…
